Антон Соя - Порок сердца

Катя смотрела на сцену и чувствовала, что ее сознание начинает уплывать. Слова рыжей Белки теперь доносились издалека. У Кати перед глазами стоял другой танец на сцене какого-то варьете. Она знала всех, кто здесь был. В зале сидели только хозяин заведения Павлов, его жена Лена, директор и хореограф. Катя, совсем молодая, с партнером на авансцене, сзади — кордебалет. Она слишком естественно прижимается к Жене. Хозяин клуба недовольно кричит:

— Ну, это Бежар какой-то, нах. Надо чё-то попроще, у нас же не Большой, нах, а ночной.

Обиженный хореограф отвечает:

— Ну, извините, я учился у Папагена, может, вам просто стрип устроить?

— Чё быкуешь-то? Я тебе деньги плачу, нах.

Бледная Лена, неотрывно следящая за сценой из-под черных очков, начинает потихонечку терять сознание. Это замечает ее супруг и диким голосом ревет:

— Врача! Срочно, нах. Воды!

Он хватает Лену и выносит на воздух. Лена теряет по дороге очки. Катя и Женя выбегают за ними. На улице Лена, открывая глаза, улыбается, обхватывает Павлова руками за толстую шею и говорит:

— Павлов, какой ты иногда бываешь bueno! [1] Милый (исп.). Поехали домой. Надоели мне твои вертижопки.

09.09.2006 11:30

Услышав долгий звонок в дверь, курившая на кухне Виктория поморщилась: странно, кто это с утра пожаловал? Она зевнула, запахнула халат и вышла в коридор. Посмотрела в глазок, снова поморщилась и открыла дверь. На пороге стоял мрачный Григорий Дроздецкий. Виктория кисло улыбнулась и хрипло поприветствовала гостя:

— А, глава семейки! Я думала, что ты еще вчера прискачешь.

Григорий недобрым взглядом окинул ее махровый халат, из-под которого торчали мужские пижамные брюки, сигару в пальцах, и, слегка отодвинув Викторию в сторону, прошел в квартиру.

— Прочь, нечисть! Не вижу повода для веселья.

Он без приглашения вошел в громадную кухню и сел на табуретку.

На кухне был легкий беспорядок, на столе — початая бутылка коньяку. Григорий склонился и обхватил голову руками:

— Ну откуда, откуда вы взялись, почему от вас никуда не деться?

— Почему — от нас? Это нам от тебя никуда не деться. Я здесь уже семь лет живу, это вашу маньячную семейку сюда черти принесли. Кстати, где твоя добрая женушка, спит еще? — не теряла невозмутимости хозяйка.

В кухню заглянул до безобразия женственный мужичок с нелепой жиденькой щетиной на бледном лице. Он беспокойно посмотрел на гостя, затем — на Вику:

— Все в порядке, Викочка?

— Да, милый. Старый знакомый пришел, еще по Коламску, ты его не знал. Коллега. Теперь вот — светило кардиологии. Мы быстро, ты иди пока к Катюшке.

Как только существо скрылось за дверью, Григорий поднял голову и истерично заголосил:

— Вика! Виктор! Викочка! Мы ж договорились: связь держать телефонную, друг к другу не соваться! Что, трудно, что ли, было отзваниваться раз в год?

— А зачем? Москва — город не маленький. Кто ж знал, что девчонки друг друга найдут? Абсурдное совпадение! Я как твою благоверную увидела — решила, что подстава. Ан нет, просто ты, придурок, умудрился квартиру в моем дворе купить! Польстился на престижный район или соскучился?

— Если б я знал, что ты здесь живешь, за километр объезжал бы. Отзваниваться надо было. Связь держать!

— Ты вообще, чего тут нюни распустил. Восемь лет у меня рот на замке, а общаться с вами, связь держать, весь этот бред провинциальный поддерживать — извините, на хуй! Начитались в детстве Дюмов с Конан Дойлами. Я ни от кого не прячусь, фамилию не меняла. Если б вам с попом нужна стала, нашли бы с полтыка. Я никакого контроля не терплю, но слово держу, молчу в тряпочку.

— Слово держишь? Да ты ж даже не знаешь, кто ты! Бабамужик?! Все несчастья мои от вашей грязной семейки. От Жени твоего, кобеля несчастного.

Виктория резко встала и неожиданно сильно припечатала шею Григория к столу.

— Ты, гнида, брата моего не трожь. Если бы вы мужиками были, ты да Павлов, да другая пьянь, глядишь и не пришлось бы нам все это ваше дерьмо разгребать, нам — бабам!

Григорий яростно трепыхался, но вырваться не мог. В кухню опять заглянул мужчинка и тут же испуганно исчез.

— Что?! Сильные руки у пластических хирургов?! Это тебе не сонных баб по ночам душить, Гиппократ хренов!

Григорий перестал дергаться и начал жалобно скулить.

— Что? Виктория?! Ну и кто баба-мужик?! Тьфу.

Виктория ослабила хватку, Григорий выпрямился.

Какое-то время они сидели молча, не глядя друг на друга. В кухню важно зашла толстая кошка, выгнула спину, заурчала и нагло запрыгнула Григорию на колени. Он нервно спихнул ее. Виктория начала томиться затянувшейся паузой.