Виталий Щигельский - Время воды

— Что ты чувствуешь? — спросила она, прислонив к моему паху обтянутое алым шелком бедро.

— Я хочу пить, — ответил я, вздрагивая.

— Пойдем, до бунгало недалеко, — сказала она и погладила мою спину своей волшебной рукой, вверх-вниз, вверх-вниз.

Ее прикосновение помогло — все во мне поднялось и наполнилось силой. Она гладила меня, и мы шли. Это был физиологический феномен, приятный и необъяснимый.

Бунгало нехотя приближалось. Двухэтажная бревенчатая постройка с верандой, оборудованной под летний бар. К стойке сбегались семь столиков, проткнутых посередине пестрыми зонтиками. Все свободны. Вокруг них росли пальмы с бананами. В центре участка в песок был врыт псевдо-тотемный столб с вырезанным на нем чем-то многоруким, многоглазым и улыбающимся.

Позже я узнал, что это было основное и единственное строение острова. Очищающий минимализм, раскрывающий бесконечность пространства. Несбыточная мечта человека, запертого в душной коробке посреди кровожадного города. Точка между небом и морем.

— Точка свободы, — сказала Катя.

«Умна, — подумал я, — умна и хороша, мне будет с ней удобно».

Добредя до первого столика, я опустился в шезлонг, Катя села напротив, скрестив гладкие голые ноги. Обезвоженная, непричесанная, в имитирующем одежду хитоне, она казалась божеством и животным одновременно.

— Погоди, я устрою тебе, — сказал я сдавленным голосом. — Вот только немного попью.

— Торопись, — улыбнулась Катя. — Эй, гарсон, принесите воды!

Из-за стойки выпрыгнул смуглый, обросший белой бородой человек в гавайской рубахе и направился к нам, изображая руками какие-то знаки.

— A cup of water, boy, — попросил я.

— Не понимаю, — осклабился он.

— Воды! — повторил я на уже неродном.

— Сам возьми, — ответил мужчина и смахнул с лица прядь длинных седых волос.

— Косберг? — я подпрыгнул в шезлонге.

— А ты думал — кто? — прогоготал он. — Обезьяна в трико?

— Как же вы здесь?..

— Нормально. Это мой остров.

— А как же Родина?

— «Родина» пришвартована.

— Нет, я имею в виду нашу, шестую.

— Это долгий разговор, может быть, я присяду? — Косберг уселся в свободный шезлонг между мною и Катей.

— Конечно, — с запозданием согласился я.

— Тогда представь меня свой спутнице, — скомандовал он, выкладывая из рюкзака, который висел у него на плече, коробку сигар, минеральную воду, бутылку капитанского рома и пластиковый пузырь со льдом.

— Это Катерина, — сказал я без помпы. — А это каперанг Косберг.

— Теперь просто Косберг, — поправил меня он, закончив сервировку тремя глубокими бокалами, после чего на минуту затих, сосредоточившись на разжигании курительной трубки с длинным лакированным мундштуком. — Военное время закончилось.

— Очень приятно, — ответила Катя.

— И мне, — каперанг выдул густое ароматное облако. — А главное — что ему. Я бы на его месте тоже наделал глупостей. Давайте выпьем за встречу.

— Мы, пожалуй, воды, — я посмотрел на Катерину. — У нас есть кое-какие дела.

— Понимаю, собираетесь завести папуасиков. Дело хорошее. Ну а мне уже поздно по возрасту, поэтому я просто выпью.

Косберг бросил в свой бокал пригоршню льда, залил доверху ромом и, запустив круговым движением руки «винт» в бокале, выпил все до последней капли. Не успевшие растаять кусочки льда он отправил себе за шиворот.

— Жарко тут, особенно после первой бутылки, — подмигнул он. — Давайте пять минут помолчим, посмотрим на море.

Море дремало, блестело под солнцем. Ни одной черточки, вплоть до самого горизонта. Море, казалось, затопило собой всю сушу. Глядя на мир с этой точки, становилось понятно, что нет больше суши, кроме этого острова.

— Косберг, — прервал я молчание. — Я, кажется, понял.

— Нет, погоди. Перед тем, как приступить к практике, давай закончим с теорией. Родина. Что ты понимаешь под этим словом, Виктор?

— Это место, где человек родился, где сложился, где возник этнос, — выдал я все, что знал.

— Об этносе сразу можешь забыть. О том, что сложился, — тоже. Теперь к слову «место». Родина — это понятие, а не территория. Это не набор предметов и людей, язык которых ты понимаешь, людей, которые кажутся тебе знакомыми. Родина — это не четыре китайских ресторана в престижных местах, не дачный участок в Кирилловском, не лесные делянки с хвоей, не жирная нефтяная лужа у ног, не газовая труба у носа, не Тверь и не Москва. Ее структура иная. Если хочешь знать, она всегда там, где ты. Чтобы понять это, мне понадобилось сперва умереть под водой, — Косберг отхлебнул рому и кашлянул. — А затем умереть на берегу. Но не в этом дело. Родина у каждого своя, Виктор! Для меня Родина — это моя подводная лодка и только; но когда я встаю на рейд — Родиной становится весь океан.