Виталий Щигельский - Время воды

— Виктор, вставайте, — услышал я знакомый голос. — Я знаю, что вы не спите.

— Катя? — вырвалось из меня.

— Что? — таков был ее ответ.

— Я ранен. Зачем вы стреляли в меня? — сказал я, со стоном принимая вертикальное положение.

— Никто в вас, молодой человек, не стрелял.

— Но я слышал выстрел.

— Мне нужно было напугать конвоиров, — ответила Катя, разглядывая меня в зеркало заднего вида.

Под ее взглядом я немного смутился, торопливо пригладил волосы, застегнул пуговицы на рубашке, а затем огляделся по сторонам. Мы с Катериной были одни, за окнами стоял полумрак — светало или темнело. Временами машину трясло, временами подкидывало, мы ехали по разбитой дороге.

— Я отчетливо видел пулю, летевшую мне в лоб, — не согласился я, ощупывая голову.

— У вас, Виктор, богатая фантазия и не очень хорошо с нервами, — обернулась ко мне Катерина.

— Я поэт, — ответил я, оставив в покое голову и хмуро глядя, как мимо несутся обледенелые ряды сосен. — Куда мы едем?

Она не ответила.

— Катя, почему ты не застрелила меня? — зашел я с другой стороны.

— Может быть, я вас люблю, — таков был ее ответ.

Для столь серьезного признания очень мало эмоций. Мне стало тревожно, и я спросил:

— Катя, у вас больше нет коньяку?

— Мы снова на «вы»? Как интересно, — Катя хмыкнула.

— Я хочу пить… Раз уж ты спасла меня, то теперь за меня в ответе, — я попытался занять доминирующую позицию.

— Так и есть, поэтому коньяку больше не будет.

— Как это так? Ты же пила, как лошадь, тем вечером?

— Женщина пьет только тогда, когда хочет стреножить мужчину.

— А потом?

— А потом больше не пьет.

— Ты что же, меня стреножила?

— Думаю, да.

— Куда мы едем? — повторил я.

— Это ты должен мне сообщить.

— Шутишь?

— Женщины не умеют шутить.

— Это кто так сказал?

— Это ты так сказал. Мы едем на тот самый остров, который ты описывал в своих стихах.

— Остров? Полная хрень! Это был только образ, мечта.

— Так я тебе и поверила.

— Ну, может быть, остров и существует в природе, но он мне не принадлежит. Денег, чтобы его купить, у меня нет и никогда не будет. Все деньги, которая зарабатывает наша «Родина», мы отвозим в Москву… Я, конечно, не нищий, но… я честно не знаю, где этот остров находится.

— Попов, из-за тебя я чуть не убила двух своих соратников, бросила карьеру в «красных косынках», поставила под угрозу срыва план революции. А ты…

— Косберг тоже меня уволит, когда вернется, — развел я руками. — Впрочем, это не важно.

— А что важно? — спросила она.

— Важно то, милая Катя, что история подходит к концу. Все восемь «родин» рубят один и тот же сук: следят друг за другом, стучат друг на друга, возят деньги в Москву и ждут, какую из них сделают главной… Катя, твоя красота служит делу разрухи. Никто в этой стране за последние двадцать лет не пытался освободить человека от рабской работы, никто не построил ни одного завода, ни одной тележки нет собственного производства, только рестораны, бизнес-центры и сауны. А улицы, между тем, опять живут по своим диким законам. Матросы, «косынки», сбежавшие с лесопилок «бобры» — все они пьяны и стреляют друг в друга, грабят бары и магазины, скоро начнут скручивать кабель и свинчивать ручки с дверей…

— Ты любишь меня, Виктор? — перебила Катя.

— Да.

— Придумай тогда что-нибудь.

— Хорошо, — сказал я, поняв, что объяснять бесполезно. — Ты станешь моей женой?

— Да, — прозвучало без тени кокетства.

— Навеки? — спросил я, скрепляя невидимую печать.

— Навеки, — ответила Катя металлическим голосом.

— Разворачивай машину. Или нет, лучше я сяду за руль. Нам нужно обратно в город.

— Там беспорядки. Нас ищут.

— Нам надо прорваться в Ботанический сад.

— Тоска по березкам?

— Там почти нет берез. Это культурное место. Музей. Музей цветов и деревьев. Поэтому там наверняка нет матросов, матросы валяются по кабакам. Вот когда у них кончатся деньги на водку… Но мы успеем раньше, я думаю…

Через два с половиной часа мы влетели в город со стороны Колтушей. В городе было темно, как в лесу. Окна домов казались пустующими глазницами, в них не просматривалось ни тихого отблеска ночника, ни синего отсвета работающего телевизора. Фонари и светофоры были обесточены или разбиты. То и дело из дикой пустой темноты нам навстречу выскакивали автомобили, к счастью, я успевал увернуться от столкновения. Я старался держаться Невы, так как на набережных было светлее. Иногда то с правого, то с левого берега до нас доносились выстрелы. Иногда целые грозди автоматных очередей. Иногда дальний свет фар открывал нашему зрению кучки дерущихся между собой людей.