Роман Савов - Опыт интеллектуальной любви

Утолив страсть, усаживались на лестнице, либо на стволах поваленных деревьев, либо на траву, когда солнце успевало высушить ее.

У нас появились предпочтения. Мы шли, не сговариваясь, уже со знанием дела, и доходили до рощи… Около молодой березки, расположенной между болотом и посадкой, беседовали. Иногда читали. Мечтали. О том, что все наладится, когда я предприму хоть что-то…

Верила ли Настя в то, что я говорю? Во всяком случае, делала вид. Мы снимем квартиру, обустроимся на новом месте, где нас никто не знает. Это особенно важно — где нас никто не знает.

Иногда она не в себе. В такие минуты дает реалистическое описание будущего:

— Твоя мать найдет тебе невесту, ты женишься — и забудешь меня. Как в сказке. Все эти поездки в никуда — лишь самообман. Неужели ты не понимаешь?

Тогда я пристально смотрю в эти глаза, сливающиеся с молодыми березовыми листьями, а она скептически выдает:

— "Что вы на меня так смотрите, отец родной? На мне узоров нет".

Мы любим друг друга. Она — выражая протест против неустойчивого существования, я — нежелание отдавать ее кому бы то ни было.

Чем ближе лето, тем тяжелее уединиться в Кремле. Стайки молодых людей снуют там и тут. Вот и приходится изобретать что-то еще.

Мы заказали мясо, хороший кофе, вино.

Заказывали по отдельности, но с самого первого визита официантки, Настя начала вести себя примерно также, как вел себя Корнюшин в баре. Я сначала подумал, что мне кажется, но, вглядевшись в ее лицо, понял, что у нее начался "надрыв". Она вела себя так, будто я — жигало, причем в ее действиях, по-видимому, не было ничего неправильного, но чувствовалось, что она хочет унизить меня.

Я мог бы встать и уйти, но не был уверен, обстоит ли дело именно так. Может быть, мне кажется?

Во всем этом был какой-то ужасный диссонанс, который чертовски хотелось осмыслить. Чем дальше, тем с большим напряжением и беспокойством я ждал расчета. Во-первых, мне почему-то подумалось, что Настя может уйти, не расплатившись, а может уйти и без меня, не расплатившись. Маленькая месть. Во-вторых, она может дать мне сейчас деньги и попросить расплатиться. В этом случае, мои подозрения окажутся несостоятельными. Просто мираж. Или же она может расплатиться сама, продолжив игру в жигало. Но зачем? Из мести? Или это очередная ролевая игра? Я не понимал.

Когда саксофонист закончил композицию, зал начал рукоплескать. Настя первая вскочила с места. Я не встал. Напротив, воспользовался ситуацией, чтобы рассмотреть ее лицо. Оно выражало восторг, но не настоящий, а театральный. Настя также неожиданно села, достала зубочистку и начала ковырять ею в зубах. Я обратил внимание на отбитый кусочек верхней единицы, отбитый в том же месте, что и у меня.

— Что у тебя с зубом?

— С каким… зубом?

— Кусочек откололся.

— А, это? Как-нибудь сделаю.

Неожиданно для себя, я раздраженно добавляю:

— …это портит тебя.

Она даже не подняла глаз, продолжая спокойно чистить зубы.

Когда страсть Карениной к Вронскому стала проходить, Анна начала обращать внимание на появляющуюся лысину. Пустячок, казалось бы, но подмечено верно.

И неважно, что подлинный мотив — неприязнь к ней в связи с игрой в жигало. Важно, что первая ласточка уже пролетела.

— Пойдем?

— А десерт?

Я подозвал официантку. Она подошла, странно улыбаясь.

"Дура!"

Настя заказала мороженое.

Уже не спрашивая Настю, я подозвал девицу, желая попросить счет, но Настя меня опередила. Нарушая все правила этикета, она, торопясь, проговорила:

— Девушка, принесите, пожалуйста, счет, — и надула губки.

Это выглядит вульгарно.

Официантка принесла счет и в растерянности встала рядом со столом. Она не знала, кому его подать. Я с удовольствием наблюдаю за ее смущением.

Наконец, она все-таки решилась. Протянула счет мне, причем, лицо ее стало буквально пунцовым:

— Наверное, вам. Вы, все-таки, мужчина.

Я усмехнулся. Посмотрел на Настю. Настя внимательно изучала мое лицо. Я изучал изучающую. Она отвела глаза.

Я протянул счет Насте.

Она в сердцах пробормотала:

— Дура какая-то.

— Это ты ее смущаешь. Ты переставила роли. А официантка — девица неопытная, не знает, как себя вести.

— Пойдем, Кисыч.

В ее интонации сквозит усталость. Я помог ей одеться, чувствуя за спиной взгляд доведенной до замешательства официантки, перекинул плащ через руку и пошел к выходу.

Настя попросила постоять около туалета. Покараулить. Потому что дверь не закрывается.