Ричи Достян - Кто идет?

Мы вместе поужинали, а потом до трех часов ночи проговорили.

Василий Адамович сидел у маленького столика в своей каюте, подперев рукой висок, не отводя глаз от линкруста у меня над плечом. Могло показаться, что там висит панорама сталинградского рейда и он видит то, о чем говорит.

… День, а Волга черная от дыма, который отражается в воде. Ушла в Каспийское море эта вода, а из памяти ее не вытравишь… Плывут одна за другой горящие баржи. Уносит их. Пароходы большие и маленькие, катера Волжской флотилии — все это плавает по рейду, выделывает восьмерки. Капитаны стоят снаружи перед рубками, смотрят в небо — уходят от бомб, и не забывайте, пожалуйста, мирные капитаны пассажирского флота, гражданские, так сказать, люди!

Между налетами и во время налетов эти суда подвозят городу военные грузы и увозят из города население.

Василий Адамович топнул ногой:

— Вы знаете, что эта вот старая посудина постройки 1914 года прошла под лобовым огнем фашистских минометов, а тоже не линкор, как видите, — из дерева и горючей масляной краски. И чуда тут никакого нет. Я это еще тогда понял: самая надежная броня — воля, а еще точнее, душа человека, когда он воюет за свою правду и землю.

Василий Адамович взял книгу в зеленом переплете, положил ее на стол корешком наружу, провел пальцем по верхней его грани.

— Это берег. Вот сюда, на самый край, немцы выкатили минометы и танки. Они вырвались к Волге между Черным Рынком и Ерзовкой. Берег там, как переплет этой книги, ровный.

Он посмотрел на меня внимательно, потом провел ладонью по скатерти перед книгой и сказал:

— Это Волга.

Потом Василий Адамович белыми плоскими пальцами взял спичечный коробок и встряхнул его:

— Это «Георгий Седов» двадцать седьмого августа тысяча девятьсот сорок второго года.

Он осторожно положил коробок на скатерть подле книги.

— Выглядел теплоход тогда немного иначе после многих дней работы на сталинградской переправе. В каютах не было ни одного целого стекла. Зеркал тоже не было целых. Корпус был деформирован. Капитан контужен — контужен, но ходит. В таком виде он явился двадцать шестого августа к наркому речного флота, находившемуся тогда в одном из затонов. Ну, а характер капитана вы, наверно, знаете. Ну, предположим, что знаете!

К этому времени на Волге сложилась такая обстановка, что судам невозможно было дольше оставаться на сталинградском рейде. Галашин сам пришел к наркому и сказал:

«Разрешите увести «Седова». Не могу, чтобы его потопили».

«Пойдешь вниз — минные поля. Пойдешь вверх — фарватер пристрелян фашистами».

«Я пойду вверх, в Горький», — ответил Галашин.

«Тогда держись луговой стороны, поближе к своим, и в плен не попадайся».

«Хорошо, — сказал Галашин, — только я пойду как можно ближе к противнику».

Вы поняли что-нибудь? — с торжеством в голосе спросил меня Василий Адамович. — Ну, слушайте дальше. Дальше нарком говорит: «Вам дадут зенитку». А Галашин отвечает: «Не надо нам зенитки, она будет мешать».

Василий Адамович встал и тут же сел.

— Вот, смотрите: гитлеровцы здесь, на высоком берегу. Это фарватер. — Он ребром руки провел черту на скатерти. — Галашин решил пройти у них под носом — вот здесь, — и Василий Адамович провел ладонью вдоль корешка книги, — чтобы снаряды летели через «Седова» хотя бы в первые минуты, пока враг спохватится. Мысль на редкость простая, но пройти под самым берегом и не угодить на мель может только такой капитан, который знает дно реки не хуже, чем ее поверхность.

Ну вот, накануне рейса «Седов» ночевал в луговой стороне, замаскированный ветками. В те дни весь флот ходил в зелени — сверху немцы принимали суда за островки, благо их много на Волге.

Вечером двадцать шестого Галашин созвал всех женщин, проводниц, работников ресторана, и сказал: «Дело опасное. Идите-ка берегом, так вернее доберетесь до своих».

На берег никто не сошел… почти никто. Капитан еще раз обратился к команде: кто не уверен в себе, пусть сойдет сейчас! Таких не оказалось. После этого началась подготовка «Седова» к обороне. На тент были выведены пожарные насосы, чтобы судно все время обливалось водою. Водою частично затопили каюты. Рубку забронировали автопокрышками. Пассажиры разместились в трюмах. Боцман со своими помощниками заготовил все необходимое для заделки пробоин в корпусе. По всему судну были расставлены посты с таким расчетом, чтобы ни одного уголка не оставалось без надзора.

На следующий день, в одиннадцатом часу ночи, капитан дал команду: «Полный вперед!» И было у него на борту двести человек пассажиров — раненые и эвакуированные, четыреста пятьдесят тонн военного груза, команда, члены семейств и десять зенитчиков, запертых на ключ.