Анна Бялко - Счастливый слон

Вспомнились откуда-то дурацкие строчки. Все у меня было. Ничего, в общем-то, сильно хорошего. Ну и что теперь – вообще не жить больше, что ли? Так ведь тоже нельзя. Нет, определенно, все, решено – надо будет завязать потихоньку мошеннический бизнес, того что есть – вполне хватит, жить себе потихоньку, покупать-продавать красивые картинки. Историю искусств пойти куда-нибудь изучать. В свет выходить. Светская жизнь, конечно, тошнотная, но можно же будет, наверное, потихоньку привыкнуть... Да, так и надо. Потихоньку. Вот с понедельника. Хотя, черт, с этими праздниками вся неделя сбилась, не разберешь. Ну ничего – вот кончатся праздники, сразу начну строить очередную новую жизнь...

Но всерьез заняться налаживанием новой жизни мне не пришлось. Не успела толком восстановиться нарушенная праздничным перерывом рутина рабочей жизни, не успела я толком приступить к реализации своих поэтапных планов, на первом месте которых стояла окончательная реализация последышей из «шведской коллекции», чтобы уж начинать все с чистого листа – я подозревала, что начинать беседу с Сашкой о моем выходе из «дела» лучше с полного подведения итогов и подсчета прибыли, в конце концов мне же надо было решить вопрос аренды, которую я до сих пор благополучно не платила... Навряд ли это счастливое состояние удастся сохранить и после того, как я откажусь заниматься «коллекцией» дальше, но лучше, чтобы урон был минимальным, а он будет обратно пропорционален той ярости, в которую Сашка неизменно придет, когда узнает...

Он неожиданно позвонил мне сам. Поздно вечером девятого числа, в последний день праздников, почему-то на домашний телефон, и уже сразу в состоянии полной ярости.

– Что ты себе думаешь?! – зарычал он в трубку, хотя я даже «алло» не успела сказать, а не то что какими-то мыслями с ним поделиться. – Что ты себе позволяешь вообще?

Я не люблю, когда на меня кричат. Никто не любит, но я как-то особенно нервно отношусь к мужским воплям. С какого праздника я должна их слушать в собственном телефоне? Поэтому я просто аккуратно повесила трубку на место и задумалась, не выдернуть ли заодно и шнур из розетки. Но не успела. Телефон задребезжал снова.

– Ты мне только попробуй еще раз трубку швырнуть, – орал Сашка. – Я тогда такое....

– Даже и пробовать не буду, – холодно ответила я. – Еще одно слово в таком тоне, я и вовсе телефон отключу.

– Да иди ты со своим телефоном, – чуть тише огрызнулся он. – Я вообще не об этом! Что ты мне подсунула?

– А именно? – уточнила я. – Я тебя вообще не видела две недели, ты отдыхать уезжал на праздниках, remember? Ты где сам-то сейчас?

– Да здесь я, в Москве уже, – ответил он спокойно.

– А чего орешь?

– Я про картину чертову! – выдохнул он и снова начал орать. – Картину, которую я у тебя для президента попросил! Какого дьявола ты со мной-то свои штучки крутишь? Не хотела отдавать, так бы и сказала по-человечески. Я из-за тебя в такое влип! Сама будешь расхлебывать!

Сказать, что у меня похолодело все внутри, было бы слишком банально. Но тем не менее, что-то примерно в этом роде я и почуствовала. Как будто нечаянно проглотила кусок льда размером с кулак, и теперь он болтался тяжелым узлом где-то между желудком и горлом.

– Так. Спокойно, Сань, – произнесла я ледяным голосом. – Я тебе чем хочешь клянусь, что я ничего не меняла, картина была та самая, которую ты мне подарил. А теперь расскажи внятно, что происходит.

Судя по всему, голосок мой произвел на Сашку какое-то впечатление, потому что орать он перестал.

– Мне сегодня звонили из ФСБ, – тоже спокойным каменным голосом произнес он. – Прямо на отдыхе дозвонились, у бассейна, мать их, последний день испоганили. Я прям не знаю, как долетел. В общем, картина, которую я подарил президенту, оказалась фальшивой. Они возбудили дело и интересовались, где именно я ее приобрел. Еще завтра с ними общаться.

– И что ты им ответил? – живо поинтересовалась я. – И каким образом они выяснили, что это фальшивка?

– Да глупость получилась, – ответил Сашка на мой второй вопрос. Никогда не надо задавать важные вопросы по несколько сразу. – Она ему страшно понравилась, в смысле картина, и ее вывесили в каком-то парадном зале, это еще при мне было, тут же на месте. А потом под праздники он еще какого-то хмыря принимал, иностранного, их много понаезжает в это время, и похвастался ему, дескать, вот, а тот, сволочь, разбирался в картинах, и говорит – при всем, такскать, моем уважении, это у вас не Шишкин. Подпись его, грит, у вас подделана. Ну и завертелось... Я думал, это ты фокусы крутишь...