Мои глаза наполнились слезами, но я по-прежнему молчала.
— Но я не волен выбирать. Мои путешествия да еще неудачное вложение отцом капитала почти разорили моих родителей. Они подыскали девушку с хорошим приданым; ее семья не прочь породниться с нашей. И вот, мне придется жениться — совершенно против желания, ведь мое сердце уже отдано другой. О, милая синьорина, тебе принадлежит мое сердце!
Я прижала к решетке руку, а он приставил свою напротив с другой стороны, так что между нами оставалась лишь тонкая ажурная сетка. Я ощущала его тепло, и цветочный орнамент — все те же цветки граната — впечатался в мою ладонь.
— Я сберегу его, Франц Хорнек.
Где-то рядом раздался кашель маэстры Эвелины: она давала понять, что возвращается и что время посещения истекло.
Франц снова опустил маску и прошептал:
— Навечно.
Теперь, оглядываясь в прошлое, я изумляюсь, с какой пронзительной ясностью я тогда рассмотрела и свое будущее, и будущее Франца — все долгие годы, что мне предстояло прожить без него. Словно в некоем озарении я вдруг увидела всю мою последующую жизнь. Люди, которым довелось побывать на пороге смерти, уверяют, что человеку в этот момент дано испытывать подобное: вся жизнь вспышкой проносится перед глазами, когда над нами склоняет свое лицо Ангел Смерти.
Последние слова вырвались у меня непрошенно, против воли. В конце концов, Франц Хорнек собирался жениться на другой, а я была тогда всего лишь четырнадцатилетней девушкой. И тем не менее слова пришли — и я их произнесла.
— Навечно, — прошептала я. — Per sèmpre.
΅΅΅΅ * ΅΅΅΅
В лето Господне 1710
«Madre mia carissima!
Милая матушка, в каком отчаянии я пишу к тебе! Иногда мне кажется, что, должно быть, Господь за что-то на меня прогневался, раз покинул меня здесь, разлучив с дорогими моему сердцу людьми. Разве я плохо Ему служу, посвящая свои юные годы Его прославлению? Что я такого натворила, чтобы быть брошенной здесь — снова и снова брошенной здесь? Как бы мне хотелось, чтобы ты нашла способ послать мне весточку, дала знать, что я пишу не напрасно!
Ведь есть же способы! Девушкам, работающим в прачечной, вероятно, здесь легче всего сообщаться с внешним миром. У меня среди них есть союзница — figlia di comun, которой, судя по всему, в радость выполнять наши поручения. Недавно я столкнулась с ней в коридоре — она несла стопку чистого белья и незаметно сунула мне в руку письмецо. Послание оказалось от Марьетты. Моя подруга прекрасно понимает, что, отошли она его обычным путем, оно было бы сожжено, даже не попав мне в руки.
У бедной Марьетты случился выкидыш. Она пишет, что добрые монахини в Сан Франческо делла Винья старательно заботились о ней, массировали ее и на ночь давали целебные отвары, чтобы ей лучше спалось. Но увы — плод сорвался, не успев даже оформиться. Изнутри ее вышли лишь кровяные сгустки, и, по ее словам, все это было гораздо мучительнее и ужаснее, чем самые тяжкие месячные.
Она по-прежнему обручена с Томассо Фоскарини, который обожает ее a la folie. 60 60 Безумно (фр.).
По крайней мере, пишет Марьетта, теперь его семья не будет упрекать ее за тот позор, который навлекла бы на семейку беременная невеста у алтаря.
Поскольку Фоскарини весьма богаты, будущий свекор Марьетты намерен отказаться от ее приданого, и это означает, что ей не надо подписывать никакого договора — кроме брачного, разумеется. Иначе говоря, Марьетте никто не запретит продолжать карьеру певицы и за стенами Пьеты.
Если бы не моя ложь, такое было бы просто невозможно. Этот небольшой обман никому не повредил, и оба они — и сама Марьетта, и ее жених — благодаря ему теперь очень счастливы. Почему же я должна считать эту ложь смертным грехом?
Надеюсь, что я еще долго проживу, потому что мысль о Судном дне переполняет меня ужасом. И все-таки я сыграла лишь незначительную роль в стечении многочисленных обстоятельств, сложившихся в пользу Марьетты.
Я уже писала тебе о планах Генделя поставить оперу. Либретто пишет кардинал Гримани; его родня владеет тремя крупнейшими городскими театрами: Санти-Джованни-э-Паоло, Сан-Самуэле и лучшим из всех — Сан-Джованни Кризостомо. Последний как раз был недавно обновлен, и композитор очень хочет, чтобы именно в нем состоялся его оперный дебют в la Serenissima.
Не правда ли, я неплохо осведомлена для приютской затворницы? Маэстро Вивальди всегда свободно говорил с нами о таких событиях, пока преподавал здесь.
Понятно, что либретто к опере Генделя следовало сначала дать на утверждение цензору, но в этой роли в данном случае выступил сам великий инквизитор, Раймондо Паскуале, состоящий, надо добавить, в большой дружбе с семейством Фоскарини. Связи решают все, и каждый, очевидно, имеет цену, которая оплачивается либо услугами, либо золотом.
Читать дальше