Джонатан Эймс - Проснитесь, сэр!

– Я не сошел с ума, сэр.

– Сегодня суббота, Дживс.

– Да, сэр.

– Мы уехали из Нью-Джерси…

– В минувший вторник, сэр.

– О боже, вы правы, Дживс. Всего четыре дня. Или пять? Сегодняшний день считается?

– Думаю, сэр, почти все бы сказали, что мы покинули Нью-Джерси четыре дня назад.

– Ох, Дживс, кажется, я теряю рассудок… Никогда не понимал, коротка жизнь или длинна… Каково ваше мнение на этот счет?

– Я заметил, сэр, что малые отрезки жизни порой кажутся довольно долгими: час, день, десять минут. Однако долгие промежутки в течение жизни – десять лет, пятьдесят – кажутся весьма краткими.

– Знаете, почему так случается, Дживс?

– Возможно, дело как-то связано с памятью, сэр. Мы не способны помнить каждое мгновение жизни, поэтому пережитое сжимается, суммируется, отбрасывается. Любовный роман сводится к фразе: «Мы пробыли вместе три года». Поэтому прожитая жизнь представляется очень короткой. Весьма загадочно, сэр. Жизнь длится шестьдесят, семьдесят, восемьдесят лет, кажется, будто годы быстро пролетели, но в то же время мы знаем, как долго шли к нынешнему моменту… Я думаю при этом о мире кино. Двухчасовой фильм – результат сотен часов съемки. То же самое происходит и в жизни. Все можно вспомнить и оживить очень быстро, но картину составляют миллионы моментов.

– Не мучайте меня, Дживс. Мой мозг начал дергаться и биться в черепную коробку. Поосторожнее обращайтесь с моим интеллектом. Я сегодня с трудом назову свое имя.

– Прошу прощения, сэр.

– Я сам виноват, Дживс. Сам задал вопрос.

– Очень хорошо, сэр.

Я вроде как бы стремился сообщить Дживсу о существенном продвижении своего романа с Авой – в этом импульсивном желании смешивались тщеславие, необходимость в исповедании и разумном совете, – но не хотелось, чтобы он обо мне плохо думал, причислив к тому типу мужчин, которые нескромно откровенничают насчет своих подруг. Поэтому я промолчал. Он, разумеется, знал, что меня всю ночь не было, но, вероятно, думал, будто я до зари нагружался с Мангровом и Тинклом, не подозревая об Аве.

– Пожалуй, еще посплю, Дживс.

– Очень хорошо, сэр.

Приблизительно через час я проснулся, накинул на себя кое-что из одежды, забрал из черной комнаты флягу с едой, термос с кофе. Потом сел за письменный столик, потягивая кофе, глазея в окно. День оставался сумрачным, серым, скорее прохладным весенним, чем летним. Мимо пробежал трусцой поэт-еврей средних лет с традиционной круглой проплешиной на макушке. Для чего мы, евреи, хлопочем, подумал я. Мы обречены.

Маленькое мужское эго, желание соответственно выглядеть, может быть, даже привлечь женщин в колонии, размышление на бегу над стихами, жалкая облысевшая голова, плохая осанка, дурной стиль бега, зеркальное отражение моей собственной безнадежности – все это с грохотом понеслось на меня, как комета. Поэтому я дернул голову вправо, оно пролетело мимо, вылетело через противоположную стену. Я даже подумал, не долетит ли до третьего этажа, поразив беднягу Тинкла.

Через секунду вошел Дживс. Не хотелось полностью посвящать его в дело, однако я сказал:

– Время от времени, Дживс, я почти улавливаю полную бессмысленность жизни, потом мысль от меня улетает.

– Понимаю, сэр.

Я старался прийти в себя: поел, принял ванну, побрился. Наклонившись над раковиной во время бритья, почувствовал боль в паху – перестарался с Авой – и мельком улыбнулся. Потом верх взял общий телесный недуг, и я снова вернулся в постель.

Дживс принес стакан воды, встал надо мной.

– Дживс, не могли бы вы зайти в кабинет, принести мне роман Реймонда Чандлера? Он лежит на письменном столе, на собрании сочинений Хэммета. Чандлер великолепно описывает похмелье. По-моему, я нуждаюсь в компании страдающего коллеги.

– Да, сэр.

Дживс вернулся с «Долгим прощанием».

– Знаете, Дживс, все, что мне нужно в жизни для чтения, это Реймонд Чандлер и Дэшил Хэммет. Хотелось бы, чтоб они написали побольше. Люблю Энтони Пауэлла, но, может быть, это временное увлечение.

– Пауэлл, безусловно, доставляет мне удовольствие, сэр.

– Что ж, ваши корни в Англии, поэтому он вам кое-что говорит.

– Да, сэр.

– Англия совсем ненормальная, поэтому со мной он говорит не так внятно. Я имею в виду, что вообще за чертовщина там происходит? Ничего не понимаю. Слишком много названий: Британия, Великобритания, Соединенное Королевство, Англия… Народ называется то британцами, то англичанами, то бриттами. Еще есть ирландцы, шотландцы, причем те и другие сильно пьют, сталкиваясь со всеми этими сложностями. Некоторые объявляют, что они из Уэльса. Должно быть, это остров вроде Мартас-Виньярд. [79]Видно, они валлийцы. [80]Значит, их тоже надо добавить. Не забудьте, что паблик-скул [81]там фактически частные. За каким чертом тогда называть их паблик-скул?