Питер Акройд - Журнал Виктора Франкенштейна

Преподаны они мне были самым жесточайшим образом, повергнувшим меня в стыд. Я до того привык к голосам отца с дочерью, что едва ли не считал себя частью их небольшого общества. Мне отчетливо представлялось то время, когда я буду ими принят, а возможно, и приглашен в их дом в качестве друга и гостя. И вот однажды утром я услыхал, как отец рассуждает о влиянии луны на приливы, вспоминая, как несколькими годами раньше прилив поднялся до того высоко, что полностью затопил окрестные поля.

«О, луна — великая чаровница», — произнес я вслух.

Я не отдавал себе полного отчета в том, что заговорил открыто. Слова мои были встречены молчанием.

«Кто там? — крикнул отец; в голосе его звучало нечто похожее на страх. — Выходи!»

«Голос у него любезный, — сказала дочь. — Выходите, сэр».

«Боюсь, — ответил я, — что личность моя может оказаться вам неприятна».

«Незнакомых мы видим редко, — сказала она. — Но мы не из пугливых».

Я услыхал, как она подошла ближе к сараю, и инстинктивно забился в угол. Потом я увидал ее очертания на фоне отверстия.

Глазам ее понадобилось мгновение, чтобы привыкнуть ко мраку; и все-таки она меня увидела. Подобного выражения ужаса и страха мне не доводилось наблюдать ни на чьем лице никогда. Издавши невнятный звук, она упала на пол сарая. Отец окликнул ее по имени — звали ее Джейн — и бросился к ней. Он тотчас же заметил меня.

«Господи помилуй! Что это такое?!»

Выражения смятения и ужаса на лице его мне никогда не забыть.

Он поднял дочь на руки и стремглав кинулся в поля — страх придал ему силы. Они бежали от меня, словно гнушаясь мною. Я, считавший себя достойным человеческого общества, был для них существом жутким, кошмарным. Подошедши к месту, где она упала, я с силою топнул оземь; вслед за тем я упал на колени и замолотил по земле кулаками. Возможно, я завыл или закричал; не помню. Но в мыслях моих были ярость и отмщение — я жаждал отомстить отцу с дочерью, роду человеческому и вам, моему создателю!

Не знаю, долго ли я пребывал в этом состоянии полнейшего отчаяния. Я понял тогда, что уповать на человеческое сочувствие мне не придется никогда, хоть я и не причинил вреда ни одному созданию на земле, даже самому крохотному. Разве нанес я кому обиду? Так я сидел, покинутый всеми, пока меня не поднял шум лошадей и голосов. Слух у меня сверхъестественно тонкий — вам это наверняка известно, — они были еще далеко, однако шум становился все ближе.

Когда они приблизились, я почувствовал, что лошади беспокоятся, и бежал из сарая, будто совершивший некое огромное, чудовищное преступление. Дабы они не увидали меня с дороги, я пустился в бегство по угодьям, лежавшим за домом, и спрятался в русле пересохшего ручейка. В тот момент я презирал все живое — все мертвое. Дрожа, оставался я сидеть в своем укрытии. Я мог бы выйти всем им, людям и лошадям, навстречу, но не в состоянии был еще раз лицезреть выражение ужаса, что вызывал у других. Они приблизились к дому — ввосьмером, трое с мушкетами; среди них был и сам хозяин. Он указал на сарай, где прятался я. Один из них прокричал что-то — предупреждение ли, угрозу ли, — и они с взведенными ружьями очень медленно подошли к постройке. Меня там, разумеется, обнаружить им не удалось. Тогда они повернули назад и направились к дому; окружили его, и хозяин вошел внутрь, но через несколько секунд появился снова. Видно было, как они спорят меж собою. Через пару минут, разбившись по двое, они двинулись осматривать местность вокруг. Я опустился на дно сухого русла, чтобы не возвышаться над уровнем плоского ландшафта. Двое из них оказались совсем вблизи меня. Я услыхал, как они говорят. Один из них воскликнул что-то касательно «диавола» или «монстра». Упоминались древние местные легенды и присутствие некоего существа, называемого ими Молдуорком. Однако познания их, очевидно, были слабы и неточны. Они миновали мое укрытие и вновь соединились с остальными подле дома. Посовещавшись меж собою, все они отправились прочь.

Я дождался наступления темноты и вернулся. Стыд и смятение мои опять уступили место гневу. Разве заслуживаю я, чтоб меня называли диаволом, монстром? Я двигаюсь, я существую, я шевелюсь в своей темнице.

Набравши поленьев и сучьев, я соорудил из них внутри домишка высокую гору. Донесшийся с моря свирепый ветер разогнал облака, скрывавшие звезды. Он наполнил меня решимостью, и я поджег сухие ветви дерева. В неутолимой ярости своей я принялся плясать вокруг дома, не сводя глаз с огромного диска луны на западном горизонте. Затем, с громким торжествующим криком, я поднес огонь к жилищу Вскоре ветер подхватил пламя; под конец оно охватило весь дом, и за краткое время он превратился в дымящиеся развалины. Я достиг своей цели.