Эрико Вериссимо: Пленник

— Кто там?

Лейтенант трижды повторил свое имя и на языке священника попытался объяснить, кто он такой.

— Что вам угодно?

— Я хочу исповедаться.

— В эту пору, ночью?

— Ради бога, падре! Будьте милосердны. Мне необходима ваша помощь.

— Хорошо. Я сейчас выйду.

Лейтенант сел на ступеньку у двери. Он вспомнил баптистского старейшину времен своего детства. Что бы сказал тот, если бы увидел, как он у дверей католического священника молит принять его исповедь? Это потрясло бы и его родителей.

Воздух был напоен благоуханием жасмина, который рос около церкви. Дверь открылась, и на пороге возник темный силуэт священника. Лейтенант поднялся и отступил на несколько шагов, в полосу лунного света, словно для того, чтобы старику было легче его узнать. Священник подошел и несколько секунд вглядывался в него.

— Я вас знаю?

— Боюсь, вы меня не помните… но не так давно мы с вами разговаривали в одной деревне…

— Вы регулярно посещаете церковь?

— Нет.

Священник молча смотрел на него. Это был низенький, хилый старичок с серебряными волосами.

— Но вы по крайней мере католик?

— Нет, я баптист.

— Не понимаю… Ведь вы только что сказали, что хотите исповедаться?

— Да, падре, хочу. Это необходимо. Умоляю вас не отказывать мне в этой милости.

Через маленький дворик они двинулись к церкви. Священник зашел в ризницу, чтобы взять что-то и все так же молча открыл дверь в церковь. Внутри лунный свет, струившийся в узкие стрельчатые окна, создавал прозрачные сумерки, но священник зажег большую центральную люстру, и лейтенанту стало не по себе. Священник на миг преклонил колено перед главным алтарем и прошел в исповедальню.

— Опуститесь на колени, сын мой, — сказал он, и голос отозвался в пустой церкви странным эхом.

Лейтенант повиновался, испытывая стыд и смущение, почти как в тот далекий день, когда он мальчиком присутствовал на католическом богослужении, спрятавшись за колонной.

— Теперь откройте мне, что вас гнетет, — проговорил священник тихим голосом, почти шепотом. Лейтенант уловил запах чеснока.

— Падре, я виновен в смерти человека.

— Вы хотите сказать, что… убили кого-то?

— Да, косвенно…

— Когда это случилось?

Лейтенант ответил не сразу, стараясь сообразить, когда все это произошло.

— Немногим более получаса назад… или, возможно, час, не могу сказать точно.

Он стал излагать свою историю, начиная со встречи с Ку в комнате «Каравеллы».

— Пожалуйста, — попросил священник, — говорите медленнее и отчетливее. Я недостаточно хорошо знаю ваш язык.

Лейтенант стоял на коленях с закрытыми глазами, прижав пальцы ко лбу. Вдруг он смолк, словно забыв, о чем рассказывал. До него донесся звук приглушенного зевка священника. Он чувствовал за своей спиной присутствие статуй святых, которые следили за ним из своих ниш.

— Падре, я ищу облегчения в исповеди.

Он рассказал священнику о своем прошлом, о своей судьбе негра, об угрызениях совести. Когда он опять замолчал, священник спросил:

— Вам кажется, что вы из мести согласились на то, чтобы пленника пытали? Вы хотели наказать человека, ответственного за смерть… женщины, которую вы любили?

— Нет, падре! С той минуты, как я увидел этого бедного мальчика, я испытывал к нему только жалость, я отождествил себя с ним, будто он был моим братом. Я не питал к нему ненависти… Кто был охвачен ненавистью, так это зверь-сержант. И я не могу понять, не могу себе простить, что уступил его настояниям. Я спрашиваю себя, был ли у меня страх перед ним, физический страх? Нет, не думаю… Было другое, худшее. Что-то вроде духовного страха, если можно так выразиться. Мне казалось, что я слышу его мысли: «Этот негр — малодушный трус…» А с другой стороны…

Он замолчал. Ему показалось, что священник заснул. Но он тут же услышал его голос.

— Продолжайте.

— С другой стороны, я не хотел, чтобы позже меня мучили угрызения совести, потому что я не попытался спасти жизнь невинным людям… Мой командир не оставил мне выбора. Он не допускал и мысли, что я могу потерпеть неудачу. Обещал не задавать вопросов… Скажите мне, падре, скажите, действительно ли я хотел спасти эти жизни или просто боялся не угодить белому полковнику?.. Я в смятении… не знаю…

— Вы добились нужного признания?

Лейтенант покачал головой.

— Нет. Он выдержал все пытки. И открывал рот, только чтобы кричать от боли. И самое глупое, самое нелепое — то, что его смерть оказалась ненужной. Его сестра добровольно сообщила, где он спрятал бомбу… Она должна была взорваться в училище… не помню, в какой части города… Падре, когда я разрешил применение пытки, я думал этой ценой спасти чьи-то жизни… Или я ошибался? Ради бога, просветите меня. Я убийца?