Виктор Рид - Леопард

Дождь забарабанил с удвоенной энергией. Ветер яростно раскачивал старые деревья и сгибал пополам молодые. Небу снова натянул на себя резиновое одеяло и оглянулся на мальчишку, серое лицо которого испуганно смотрело на темный разгулявшийся мир. В отдававшем желтизной мраке Небу увидел упругие розовые цветы каштана и ракитника, втоптанные дождем в грязь, и толстые листья дикого инжира, изуродованные водой, низвергавшейся на них и с них. И ему пришла в голову мысль, которая всегда озадачивала его в детстве: куда деваются во время дождей львы, буйволы и носороги? И куда устремляются антилопы и газели, когда над их головами разверзаются хляби небесные? И что происходит с орлами и божественными фламинго? Не забиваются ли они в камни и не рыдают ли они там все время длинных дождей, убивая свою гордость?

За пределами земель, на которых охотится его племя, где горбатые холмы на протяжении трех дней пути на восток бегут вверх и вниз, по прошествии дождей первые лучи солнца становятся на землю, как прямые желтые колонны, и тогда ты можешь наблюдать, как они наливаются силой, трепещут и расширяются, пока золотой шар всей тяжестью не утвердится на них; и вот отяжелевший от веселья огромный мир раскрывается над холмами, безумно хохоча, и ночная тьма с воем уносится прочь.

…Это было давно. Они лежали, наблюдая приход дня через открытую дверь хижины, они были юны и полны сил, как наступающий день, и в их животах еще жили последние побеги великолепия, в них еще звучали радостные ритмы музыки.

— Я буду охотиться, ловить рыбу и обрабатывать землю, — сказал он тогда. — А к зиме у меня будут коровы и овцы на приданое.

— Я буду ждать, пока мой муж заработает все это, — сказала новоиспеченная жена, — я принесу ему детей, когда он вернется ко мне.

— Они станут прославленными мужчинами, эти дети, — сказал новоиспеченный муж.

— И верными женами, — сказала она.

— И матерями других прославленных мужчин.

— И других добрых женщин, — сказала она, обращаясь к свету разраставшегося утра.

— Ты… ты… не боялась… ночью? — спросил храбрый юноша.

Он повернулся так, чтобы видеть ее лицо. Он удивился, глядя на него. Он удивился силе, написанной на нем, и испугался, услышав, что она плачет. Он любовался ее строгими губами, ясным, спокойным лбом и нежными глазами, и он почувствовал, что может во всем положиться на нее, что с ней он мог бы смело стоять лицом к лицу со львами, или посреди враждебной деревни, или под винтовками белых захватчиков.

— Тебе было… больно? — Необходимо растормошить ее, так ведь полагается. — Больно?

— Боль отняли у меня ножи старых болтливых женщин, — ответила она, и они оба засмеялись, вспомнив обряды, которые превратили их во взрослых. Но они не смеялись над этими обрядами.

Он сказал:

— Завтра я начну строить нашу хижину.

— Завтра — это сегодня, — ответила девушка, которую племя избрало ему в жены. — Сегодня. Сейчас, мой молодой ленивый супруг!

Но сладость вновь пробуждалась в их телах. Сегодня никто не потревожит их в брачной хижине.

— Ты думаешь, у нас будет Небу? — Любви всегда сопутствует гордость.

И в ее глазах тотчас вспыхнул ответ, и она засмеялась глубоким, торжествующим смехом, удивляясь его милому неведению, чуть-чуть обижаясь на него. Она взбиралась на красивейшие холмы близ Накуру, она плавала в водах озера у Найваша, она пробиралась сквозь джунгли с огромными корзинами картофеля и бадо, и ее тело стало прекрасным царственным телом принцессы, достойной встретить утро с Небу. Она принесет ему радость или лишит себя жизни. Она будет мыть и готовить для него, носить его посуду и оружие, пока она любит его, любит осторожно, умело, нежно и прихотливо. Но она будет дразнить его, отвечая ему только глазами, в то время как сердце поет от радости.

— В твоих глазах пролетела ласточка, — сказал он.

— Нет, — сказала она, — ласточка задержалась и спела тебе песню.

— Мне?

— Нам, нашим сыновьям и дочерям. — Она читала в глазах ничего не понимающего юноши, что не ошиблась в нем. И она повернулась и выглянула за дверь и увидела радостно зардевшееся над деревьями небо, по которому летали птицы. Ее тело было радостью и совершенством для него, оно много требовало и много давало, оно жило с ним в одном ритме.

— Вечер догнал нас, — сказал Небу мальчишке, упорно тащившемуся по жидкой грязи. По приказу Небу он теперь шел впереди. — Завтра или послезавтра мы должны выйти на дорогу белых.