Николай Никандров - Диктатор Пётр

– Поняли, поняли, все поняли,– отвечала за Ольгу мать Петра, стараясь как-нибудь замять некрасивую историю.– И ты, пожалуйста, не кричи: здесь глухих нет! – прибавила она строго, на правах матери.

– Я не то что кричать!..– пискливо угрожал Петр, как сильно пьяный, быстро ослабевая.– Я уже сам не знаю, что скоро буду делать с вами, раз сами вы ничего не понимаете!.. Как маленькие, как маленькие!..

Бабушка, наблюдая за больным, сделала всем знак молчать и сама замолчала.

И через минуту уже послышалось сонное сипение больного.

В конце концов потихоньку от Петра порешили, что тетя Надя ляжет в первой комнате, на кровати Ольги, а Жан устроится на галерее, на сдвинутых вместе сундуках.

– Тетя Надя хорошая, у тети Нади ничего не может быть,– еще много раз повторяла вполголоса Ольга, сильно взволнованная…

V

Сидя в кресле и беседуя с Марфой Игнатьевной об общих московских друзьях и знакомых, тетя Надя вдруг испуганно содрогнулась.

– Я замечаю,– заговорила она с чувством глубокой обиды,– я уже давно замечаю, что ты, Марфинька, совсем не слушаешь меня, а вместо этого как-то странно приглядываешься ко мне, к моей шее, вот к этому месту, пониже уха. Скажи, разве там что-нибудь ползет?

И она повернулась тем местом шеи к своей собеседнице.

– Нет, нет… Так… Ничего особенного там нет…– смутилась бабушка, а сама опять уставилась в подозрительное пятнышко.– Ты не должна на нас обижаться, Наденька, но мы тут в Крыму так напуганы сыпным тифом, что мне всякий раз, как я взгляну на тебя, кажется, что по твоей шее пониже уха ползет крупная вошь, а на самом деле там у тебя такая родинка.

Дети обрадовались, засмеялись, вскочили и бросились смотреть на родинку.

– Родинка, как вошь,– с удовольствием отмечали они.

Москвичка тоже облегченно засмеялась и сделала попытку продолжать прерванную беседу. Но разговор уже не ладился, так как с этой минуты все занялись исключительно тем, что начали более откровенно приглядываться к телу и платью друг друга.

– Стойте – стойте, сидите так, не шевелитесь!.. Ан нет, ошибся, ничего нет, значит, это мне показалось, думал: она!

– А ну-ка, станьте к свету, что это у вас там черненькое такое?

– Черненькое не страшно, желтенькое страшно.

Вася был уверен, что он раньше Нюни что-нибудь на ком-нибудь поймает; Нюня была убеждена в обратном, то есть что она раньше. А дело от этого только выигрывало: оба они старались друг перед другом изо всех сил, присматривались к пятнышкам на теле, у себя и у других, прощупывали оборки и швы платьев, своих и чужих, и весело покрикивали при этом:

– Ну, эй, вы, кто там есть, выходите!

– Дети!..– с перекосившим его лицо ужасом возгласил вдруг Петр, приподнявшись на локте с постели: – Дети!.. Объявляю!.. Кто поймает на московских гостях вошь, тот получит пол-ложки сахару к чаю!.. По-ня-ли?

– Дядя Петя, за каждую по пол-ложки?

– За каждую!..

– За живую?

– За живую!..

– Кто будет платить?

– Я!..

– А когда?

– Когда поймаете!..

Петр задыхался от волнения и дальше не мог говорить, а через минуту впал в обморочное состояние.

Обещание премии удесятерило старание детей. Однако зрение их скоро притупилось и стало галлюцинировать.

– Есть! – радостно и испуганно вскричала Нюня, замерев на месте, за спиной москвички.– Есть! Нашла! Вижу! Живая! Самая сыпнячая? Ишь, проклятая, сидит, глядит! Взять? Снять? Дать? Или сами возьмете?

Все вскочили с мест и осторожно подошли к креслу приезжей. А приезжая сидела в том же положении, в каком ее застало оповещение Нюни: окаменевшая, с остановившимися глазами, скованная по рукам и ногам чувством ужаса.

– Возьмите! – деревянным голосом произнесла гостья, боясь шевельнуться.– Снимите!

– Где? Где? – щурили глаза и бабушка, и Ольга, и Вася, на всякий случай держась поодаль и вытягивая вперед одни головы.

- Вон она, вон! – указывала Нюня счастливым лицом.– Ползет!!! – вдруг вскричала она диким голосом и затопала ногами на месте, как бы бессильная остановить уползающее насекомое.

Все шарахнулись в стороны и тотчас же снова стали приближаться к креслу с дорогой гостьей.

– Да ты сними ее,– мужественным голосом посоветовал Вася сестренке и побледнел от страха.

– Да! – окрысилась Нюня злобно.– Как же! Сними-ка сам!

– И сниму! – сказал Вася и почувствовал, как у него задрожали коленки и как все перед ним заволоклось туманом.– Мне это ничего не стоит.

И одним махом, как проглатывают касторку, он двумя пальцами захватил с заледеневшего плеча москвички микроскопически малый предмет.