Июнь Ли - Добрее одиночества

Когда Дядя присоединился к соседям, Тете, похоже, немного полегчало. Она повернулась к Жуюй и сказала, что ей печально из-за того, какая Шаоай иногда бывает неприятная. Жуюй видела, что Тетя хочет сказать больше, но под ее взглядом Тетя осеклась и переменила тему: спросила у Жуюй, достаточно ли яркая настольная лампа, удобно ли ей заниматься по вечерам. Жуюй улыбнулась и ответила, что, конечно, удобно, а потом показала на настенные часы и сказала, что Дедушке пора ужинать, он, наверное, проголодался.

Девочка лучше подошла тетям-бабушкам, чем она сама в свое время, думала Тетя, кормя старика с ложки жидкой кашей. Когда жила у двух сестер, она чувствовала себя беззащитной губкой, впитывающей их критику, и с тех пор она мало изменилась: как была, так и осталась пористой. Напротив, Жуюй, судя по всему, такая судьба не грозила: в ней есть что-то водоотталкивающее, не дающее увязнуть в мировой сырости. Тетя вздохнула. Интересно, подумала она, в какую женщину Жуюй вырастет.

Сидя за письменным столом, не способная сосредоточиться на уроках, Жуюй перечитала письмо от теть-бабушек. Поражение, которое она увидела в лицах Дяди и Тети, дало ей понять, что, сколь бы неистово Шаоай ни кидалась на неправильно устроенный мир, они все равно будут ее любить, жалея, что не могут свою собственную плоть сделать подушкой, защищающей ее от опасностей. Но ничем вы ей не поможете, подумала Жуюй; спасти ее вам не удастся. Эта мысль успокоила Жуюй. Невольно она начала уже симпатизировать Тете и Дяде, но тем меньше это оставляло в ней терпимости к их глупой родительской любви.

В тот день Шаоай вернулась раньше, чем Жуюй ожидала. Всего за двадцать минут до того к ней в комнату пришли Можань и Боян – они часто под конец вечера заходили проверить ее и себя по английским словам, заданным на завтра, и просто поболтать. Тетя всякий раз была им рада, и Жуюй, которая у них, сколько ее ни звали, почти не бывала, смирилась с их появлениями.

Можань, когда Шаоай вошла, встала, но старшая девушка показала ей жестом, что не надо покидать свое место на краю кровати рядом с Жуюй, и сказала Бояну, чтобы не освобождал единственный стул. Жуюй уже успела заметить, что Можань и Боян боготворят Шаоай, а она относится к ним с уважением, к которому примешивается фамильярное поддразнивание.

– Ну, как вам старшая школа? – спросила Шаоай, сев на край письменного стола.

Жуюй слушала, как Можань и Боян делились с Шаоай разными разностями: какие прозвища дали учителям их предшественники, какой странный у них новый одноклассник, что собираются построить на школьной территории.

– А как обстоят дела с грандиозным политическим поручением? – спросила Шаоай.

Можань осторожно подняла на нее глаза, а потом повернулась к Бояну; тот пожал плечами и сказал, что все нормально. Танцы терпимые, и в любом случае это только на месяц. Шаоай молчала, и тогда Можань добавила, что мало кто по-настоящему этим горит и был разговор, чтобы прийти на площадь в черном в знак траура.

– Это серьезно или просто пустая похвальба? – спросила Шаоай с интересом.

Можань смутилась, и Жуюй пришло в голову, что она, может быть, это выдумала. Жуюй таких разговоров не слышала – правда, у нее не было друзей, все школьные новости и сплетни она узнавала от Можань и Бояна.

– Или лучше спросить: может быть, это всего лишь ваши праздные мечтания? – сказала Шаоай.

– Мы с Можань говорили кое с кем из друзей насчет черного в знак протеста, но каким-то образом это дошло до учителей, – сказал Боян.

– И?

– Директор Лю вызвала нас на разговор, – сказал Боян.

– И принудила к послушанию?

– Нет, не совсем так, – возразил Боян. – Она просто показала нам, какой это детский получился бы протест.

– Детский? Прямо так и сказала? – спросила Шаоай.

Боян пожал плечами и сказал, что, так или иначе, директор Лю ясно дала понять, что эти разговоры должны прекратиться. Можань нервно посмотрела на Бояна, потом на Шаоай, но они ничего больше не говорили, и тогда Можань сказала, что директор Лю вот что имела в виду: такое поведение повредило бы им самим и школе, только и всего. А этого, добавила Можань, они с Бояном не хотят.

– А чего вы хотите? – спросила Шаоай.

Вопрос, похоже, поставил Можань в тупик. Шаоай внимательно посмотрела на нее, а потом засмеялась безрадостным смехом.

– Нет, я вас не виню, – сказала она. – Я сама в этом возрасте не знала, чего хочу. Представьте себе: я думала стать нашей разведчицей.