Евгений Рубаев - Рыбья плоть

Пал Иванович посмыкался по кабинетам. Посетил главного инженера. Тот посулил ему кабинет, как только построим новое здание. На месте нового здания ещё конь не валялся, но средства на его возведение уже почти освоили. А пока главный сказал:

— Теснотища, плюнуть некуда!

Главный инженер явно намекал, что разместить Павла Ивановича, даже хотя бы дать место за столом, не удастся. Разговоры вести о бурении главный тоже явно не хотел. Очевидно, у него были свои взгляды на проблемы увеличения скорости проходки, и делиться ими он не желал. Он был молод и, конечно, амбициозен. Чужой опыт был ему не нужен. Опытных людей, которые считают, что они уже достаточно высосали опыта из старичков, он считал балластом. Причём, балластом вредным, с ними приходится делиться лаврами и авторитетом. Шишки же на них повесить трудно. Удобнее было валить шишки на молодых козлов отпущения. Главный инженер стал инсценировать занятость, куда-то засобирался и Пал Иванович покинул его кабинет, окончательно поняв, что он в этом мирке никому не нужен. Сформулировать для себя он не мог, но подспудно осознавал, что он выпал из обоймы и вернуться, или тем паче попасть в новую, ему будет почти невозможно. Он уже не разграничивал, пришла ли эта мысль ему в голову вследствие чудесного дара, или он сам её родил, но он ясно понимал, что положение его патовое. Пропагандировать свой дар в существующем положении он не может, есть даже угроза, что, ведя разговоры «о предвидении» в дурдом можно угодить. Изменить своё положение в обществе он был не в силах. В его дальнейшей жизни стал ясно виден тупик. В таком положении рано или поздно оказываются все специалисты, а впрочем, и неспециалисты…

Все специалисты рано или поздно оказываются в положении гастарбайтера. Когда он в определённой фазе нужен на объекте, ему создают все условия и почёт. Когда строительство объекта закончится, и гастарбайтер захочет привести на экскурсию, к примеру, сына, его даже на порог не пустят! У одних это наступает раньше, у некоторых позже, это как климакс у женщин. Так же некоторые всю жизнь в девицах остаются, не став специалистом. Пал Ивановичу нестерпимо тяжело было чувствовать это. Он говорил сам себе: «Загнанных лошадей пристреливают!»

Он не мог, впрочем, анализировать — пьянство раньше пришло или профнепригодность. Ему всё больше казалось, что выпивает он лишнего по той причине, что его таланту не дают раскрыться. Всех специалистов он уже считал выскочками и дилетантами. Если и вспоминал, что у кого-то был талант в поиске нефти, то тот давно и безвременно умер. Друзей в новой экспедиции он тоже не мог обрести. Даже собутыльников. Парторг умело, как мастер интриги, распустил слух о нём, что он «агент Москвы», призван следить за всеми и докладывать наверх. Простые специалисты никакой тайны, конечно же, не знали, где этот самый «верх» — не ведали. Однако на всякий случай опасались, что новый бурмастер учебной буровой разузнает, допустим, что три года назад были зарыты в грунт три тонны испорченных химреагентов. Или что кто-то сделал приписку, а потом расхлёбывался в течение квартала. Да мало ли у кого каких грешков! Страх у людей был на генетическом уровне, переданный с молоком матери. Которые в сталинские времена страшились, что НКВД о чём-либо дознается, и как говорил в нотациях отец: «Уведут за горизонт!»

Что обозначало — исчезнуть в концентрационных лагерях. Этот страх уже покидал людей лишь сугубо селективно. Работяги, да и полуначальники, уже воровали вовсю на заводах и стройках инструмент и гвозди. Но сказать вслух, что большевики зае…али уже бескормицей, очень боялись.

Более того, как-то Пал Иванович ехал в рейсовом автобусе между посёлками Коми в южной части республики. Между рядами стоя ехал очень худой мужчина в новой арестантской робе чёрного цвета. Спутник сказал:

— Это политзаключенный. Освободился со строгого режима недавно, без права выезда за пределы района. Никто на работу не берёт!

— А чего не берут? — удивился Пал Иванович, — Ведь рабсилы не хватает!

— Боролся с Советской властью, оттого и не берут!

Пал Иванович почти физически чувствовал, что все пассажиры автобуса органически ненавидят политического. Эффекты общества необъяснимы. Например, заложница всегда влюбляется в своего захватчика-террориста. Когда спецназ преступника этого убивает, в процессе спецоперации, освобождённая пленница ненавидит весь спецназ и горячо горюет об убиенном. Возможно, этот эффект идёт от диких людей, которые воровали свою невесту, а потом она жила с похитителем всю жизнь. Это ещё как-то понятно. А вот чего вдруг геологи и бывшие заключённые все вместе ненавидели в автобусе политзаключенного — необъяснимо!