Евгений Рубаев - Рыбья плоть

Его родной отец работал в Республике Чувашия каким-то высоким партайгеноссе, и, возможно, чтобы сын совсем не пропал, он выправил ему диплом дизелиста. Но для самостоятельной работы у дизелей Вова не дотягивал. Трудолюбив он был неимоверно и пожрать любил тоже на славу! Он в ларьке всегда отоваривался на огромные суммы сладостями, и все этими щедротами пользовались, благодаря его мягкому характеру. Однако вместо благодарности над ним постоянно шутили. С утра сегодня перевели будильник на два часа вперёд и разбудили его на завтрак в пять утра. Доверчивый Вова сорвался полуодетый, с полуоткрытыми глазами, как сомнамбула, примчался в столовую. Повариха, не выспавшаяся как всегда, ещё только курила и мороковала, чего бы этим сволочам сегодня заварганить на завтрак?

Прервал её глубокие раздумья ворвавшийся Вова и стал требовать завтрак. Ничего не разобравшаяся повариха погнала его большой поварёшкой. Его разыгрывали таким образом уже несколько десятков раз. Несмотря на нажитый отрицательный опыт, он каждый раз срывался с кровати в столовую. Но при всём феноменальном обжорстве он был не толстый, даже худощавый. Все килокалории у него выходили на работу, был он парень не ленивый. Если где-нибудь под выхлопными трубами возникала промазученная земля — это была делянка для Вовы. Инициативу он никогда не проявлял никакую, но по первой команде хватал лопату и начинал носить вёдрами пропитанную маслом землю за обваловку. За это его не то, что не лелеяли другие дизелисты, а наоборот, всегда его гнобили, говорили:

— Вова, ты проглот! У тебя глисты! На Украине когда свиноматка приносит выводок, то один из них жутко худой. Жрёт он больше всех, и зовут его отсосок или кишкунчик. Таких поросят убивают на другой день после рождения и продают на рынке в качестве «молочного поросёнка».

Вова не обижался и даже не улыбался. Выражение лица у него было всегда вопросительным, напряжённым. На выходные он не ездил, боялся прошлых опытов. Его пьяного обязательно избивали случайные собутыльники и отбирали все деньги в первый же вечер. Несмотря на то, что этот человек не мог ничего худого сказать даже в принципе! Напротив, был радушный и угощал всех желающих. Возможно, потому и били его каждый раз.

В этот раз вновь опять попили чай с Вовиным сахаром и печеньем. У Рафа даже голова перестала болеть. Голова болела нещадно последние дни, очевидно от недостатка сахара в организме. Дядя Володя сахар не употреблял, «берёг сердце». После глубочайшего перекура Сапог выдал тезис:

— Чё вы все расслабились? Уже пора на обед!

Раф подал голос, неожиданно для себя:

— Так ведь хорошо наелись, плотно?!

— Плотно, не плотно, а Люся (так звали повариху, и, если учесть, что в документах у неё было «Людмила», это тоже можно было считать кличкой) всё одно обед запишет! Здесь так: ел — не ел, а если на буровой был, то в ведомость повариха всё равно «палку» ставит.

— Так в бухгалтерии оспорить можно?

— Ну, оспорь, потом будешь без жратвы. Ни одна повариха тебя под запись кормить не будет. Будешь как все прикомандированные, только за наличный расчёт!

На обед было как всегда: борщ из консервов, из больших литровых банок, наполненных красной субстанцией, макароны по-флотски с говяжьей тушёнкой и распаренным сухим луком. На третье был компот из сухофруктов. Хлеб выпекался здесь же, на буровой. Для этих целей была даже сложена печка из кирпича, но прогревалась она самодельными спиралями из нихрома. Мощность этого агрегата была сногсшибательная, в холодную погоду, когда работала пекарня, старший дизелист бегал по вагончикам и кричал, что бы электрообогреватели вырубали.

— Станция села на ж…пу! — орал он. Это обозначало, что дизель электростанции от нагрузки теряет обороты и коллектор выхлопа уже красный. Поварихе за пекарню доплачивали «обработку», тридцать процентов. Но, если учесть, что всё тесто вымешивалось вручную, другой здравомыслящий человек за «тридцать процентов» впахивать по ночам не стал бы! Когда интересовались:

— Люся, а когда у тебя свежий хлеб бывает? Почему всегда чёрствый?!

Она орала из амбразуры:

— А старый я куда девать буду? Тебе в задницу натолкаю, что ли? Мне же его надо пропускать!

«Пропускала» Люся всё, у неё ничего не пропадало. От экономики на кухне зависел весь её приработок. Ситуация с экономией продуктов была прямо противоположной экономии материалов на предприятиях государства. На самом деле она делилась с подругой из прачечной, фамилия которой была Курилка, что опять походило на кличку, и её все так звали и не знали её имени вовсе. Люся, угощая Курилку горячим хлебом, делилась с ней: