Давид Лившиц - Забыть и вспомнить

* * *

Знакомый хирург однажды сказал:

- Нынче от аппендицита практически не умирают. Ну, один человек на сто тысяч.

- Какая-то тысячная доля процента!? – спрашиваю.

- Хм!.. Для конкретного человека – это сто процентов…

Год спустя при операции аппендицита умер полковник медицинской службы, главный офтальмолог военного округа, прошедший всю войну. Фамилия его Глузман, он был другом моего знакомого хирурга.

* * *

- Мужчина должен сидеть за письменным столом и работать!

Эти слова любила повторять Неля, жена Юрия Мячика. Имя Юрия Мячика нынче известно, разве что небольшой группе литераторов, да театралов. А между тем, в пятидесятые-шестидесятые годы это имя было у многих на устах. И не только в его родном Свердловске. Написанная им лирическая пьеса в стихах была поставлена Свердловским драмтеатром, а потом несколько сезонов с успехом шла более чем на двухстах сценических площадках страны. Как говорят в таких случаях, на другой день он проснулся знаменитым. У Юры появилось много денег, и ещё больше друзей. Был он человеком добрым, компанейским, многие тянулись к нему. Представление о жизни Юры в ту пору я получил, оказавшись как-то в его компании. Когда заполночь выяснилось, что всё выпито, а хочется ещё, но магазины закрыты, - Юра вызвал такси и пригласил всех в аэропорт. В ночном ресторане и гуляли под гул аэродрома до утра. В диковину мне было видеть разносолы на столе и широкие развороты Юриного бумажника. Если это было для Юры привычным делом, то понятно, почему счастье быстротечно. Деньги со временем кончились, друзья рассосались. Юра пробовал писать новое, но удача не повторилась. Постепенно он всё реже и реже тянулся к чернильнице. Слонялся по городу. Посиживал в редакциях, перекидывался разговорами со знакомыми. Неля, Юрина жена, женщина добрая и с сильным характером, врач, известный в городе специалист и, как говорится, человек с положением, любила мужа. И время от времени говорила, к слову, скрывая вздох: мужчина должен сидеть за письменным столом и работать. Это не было назиданием или занудством. Не было это и честолюбивой мечтой о новом успехе мужа, в лучах которого и её тепло. Это было просто желание семейной гармонии, как она ей виделась. Приходит ли она с работы, возится ли дома по хозяйству, - в любую минуту заглянув в комнату, должна увидеть: мужчина сидит за письменным столом и работает. И всё.

* * *

В литературной студии спор: можно ли словом «что» заменить слово «который». В поисках примера или прецедента переворошил словари и справочники, примера не нашел, но зигзаг мысли привёл к унылому размышлению: как часто злоупотребляем этим самым «который», нагромождая небоскрёбы неудобоваримых фраз? Иные умудряются трижды или четырежды в одном предложении прилипнуть к этому «спасительному» якорю. А как у классика обстоит с этим словом? Перечитал «Домик в Коломне» Пушкина. Слова «который» не встретил ни разу! Прочёл «Графа Нулина». То же самое! Перечитал «Медного всадника». Чеканный изысканный напряжённый возвышенный стих и – без единого «торжественного» слова – «который». И только в «Евгении Онегине» - несколько раз - на весь огромный роман. Всего несколько раз привлёк это слово Александр Сергеевич! Но зато как! «Ужель та самая Татьяна, Которой он наедине \ В глухой, далёкой стороне… \ Читал когда-то наставленья…\; Та, от которой он хранит \ Письмо… \ Та девочка, которой он. \ Пренебрегал…» Видимо, слово «который» оправдано более возвышенной интонацией, чувственным акцентом. Вспомним и у Лермонтова: «Я тот, которому внимала \ Ты в полуночной тишине». А наши российские грамотеи, от депутатов до телепублицистов, как погрязнут в предложении, так и начнут накручивать «который», «которая», «которое»… словно спирали колючей проволоки.

* * *

Какие там у человека чувства? Зрение, обоняние, осязание… Это – у всех. У некоторых есть ещё и сомнения, сострадание, совесть, стыд… Сожаление!.. Вот чувство, которое по силе может сравниться разве что с приступом необъяснимой печали или тоски. Сожаление о том, что не сбылось. И о том, что уже не сбудется. О том, что мог сделать, и не сделал. И о том, что никогда не сможешь изменить это роковое никогда… Сожаление о невозможности избежать неотвратимого. Мучительное озарение ночью, в бессонницу. Щемящая, почти физически ломающая печаль. Эти книги, этот главный праздник души!… Они останутся, они будут… И не перечитать их, на прочесть все, не взять с собой…