Меир Шалев - Голубь и Мальчик

Между мною и близкими мне людьми — родителями, братом и женой — есть несколько отличий. О некоторых я уже говорил, о других расскажу сейчас: они — и она тоже — ощущают небо, что над их головой, и твердь, что у них под ногами, а я — бумажный змей с оборванной нитью. Они — особенно она — дерзают, а я — колеблюсь. Они — и, уж конечно, она — решают и делают, я же довольствуюсь желанием и надеждой. Как люди на молитве, как молоток, что раз за разом бьет в одну точку. Всегда теми же словами, всегда к тому же востоку. Со своими близко посаженными и темными глазами, со своей жаждой странствий и страхом перед переменой мест, со своими упованиями и боязнью их исполнения я порой кажусь единственным евреем в нашем семействе.

Род занятий в средней школе, где я учился, — с естественно-научным уклоном, в биологию, — выбрал для меня Папаваш, точно так же, как он выбрал и часть, в которой я проходил армейскую службу. По его настоятельному совету я пошел на курсы санитаров и благодаря его связям и своим успехам в учебе остался там инструктором. Он видел в этом мой первый шаг на пути к изучению медицины и наследованию его амбулатории — идея, которая меня чрезвычайно удивила. Я никогда не выражал желания стать врачом и не предполагал, что он прочит это будущее именно мне.

— А Биньямин? — спросил я. — Я думал, это он выучится и получит твою амбулаторию.

— У Биньямина, — Папаваш посерьезнел, почти помрачнел, — нет врачебного темперамента.

А когда я спросил, что же получит брат, если я унаследую амбулаторию, ответил:

— Не беспокойся за Биньямина, Яирик, он найдет себе богатую жену.

Но Биньямин пошел на медицинский факультет и женился на женщине, единственным приданым которой было веселое сердце и здравый ум, а я, напротив, пошел на курсы экскурсоводов при министерстве туризма. Так посоветовала мне мама.

— Не сиди в конторе, — сказала она, — лучше работать на воздухе, лучше возвращаться домой из разных мест. И кроме того, — пошутила она, — может, в каком-нибудь туристическом автобусе ты познакомишься с богатой американкой? Может, это не Биньямин ее встретит, а как раз ты?

— По какому праву? По какому праву она вмешивается? Мало того что ушла, так еще дает нам указания! — Папаваш поднялся, прошелся взад-вперед и сказал, сдерживая голос: — Ты можешь стать прекрасным врачом, зачем тебе возить туристов? — Он наклонился надо мной. — Рассказывать им всякие басни, водить их в магазины сувениров… Маленькие верблюды из оливкового дерева… Кресты из перламутровых ракушек… Ждать чаевых… И это же глупости, Яирик, насчет богатой туристки из Америки! Богатые туристки сидят на заднем сиденье «мерседеса-бенца» с шофером за рулем! Не в автобусе!

— Мама просто пошутила, — сказал я. — Она не говорила всерьез.

— Мне не нравятся эти шутки! — сердито сказал Папаваш. — Меня они не смешат.

Я подсчитал свои за-за и за-против, пошел в экскурсоводы и встретил свою богатую жену в точном соответствии с твоей шуткой — в туристическом автобусе. Если бы у меня хватило смелости, я бы по-ребячески сказал тебе: «Всё из-за тебя!». Но я опишу все, как оно было, не возлагая вину ни на кого: я возил туристов к христианским святыням и к замкам крестоносцев, рассказывал им всякие басни, водил в магазины сувениров и уже заработал себе хорошее имя и накопил, сначала в памяти, потом в маленькой запиской книжке, которую купил мне Папаваш — большой любитель записных книжек, все маленькие и все черные, — разные анекдоты и байки. И, кто знает, может, я бы продолжал так и дальше, но однажды в мой автобус вошла молодая и красивая американская туристка — я тогда еще не знал, что она к тому же и богата, — и села на заднем сиденье. Мои объяснения она слушала с большим вниманием. Иногда я чувствовал, что ее взгляд задерживается на мне, как будто оценивая и проверяя. После обеда она подошла ко мне и сказала, что ее зовут Лиора Киршенбаум и она хотела бы встретиться со мной после ужина.

Говоря по правде, я приметил ее еще раньше. Своим ростом и глазами она напоминала мне мать, и Папаваша, и брата одновременно, но была красивее их, и вдобавок на какой-то странный манер. Обычно ощущение красоты вызывают не только черты лица, но и тот свет, который оно излучает. У мамы были и лицо, и свет одновременно. У Тирцы не особенно красивые черты лица, но свет от нее исходит ослепляющий. Эта туристка вообще не излучала света, но все равно была очень красивой. И когда мы сидели с ней в тот вечер в вестибюле гостиницы, все удивлялись нашему виду, как, собственно, и должны удивляться люди, увидев такую девушку в обществе невысокого, темноватого, смущенного парня.