– Это Пропеллер,– пояснил Волк.– Когда он кого-то видит, он бьет в барабан. Когда он бьет в барабан, включается магнитофон. А утром Клавдий его ловит и меняет кассету. Так я тебя и нашел. Я сказал: "Тьфу! Думал, это – Анна". Я сказал нарочно. Понятно?
– М-да… Весьма тонкая операция,– заметил Анна.
Добавить что-либо язвительней он не смог, поскольку Волк, шмыгнув в траву, вынырнул уже на кирпичной россыпи и призывно помахал рукой.
– Это мина,– сказал он, когда Анна, все еще язвительно щурясь, уставился на пистолет, который лежал на ладони, как дохлый попугайчик.– Радиус поражения тридцать метров. Внутри – радиомаяк. Когда происходит взрыв, срабатывает пульт.
– Да. Но если он не произойдет…– буркнул Анна.
– Нет. Он произойдет,– сказал Волк.– Иди сюда.
Обогнув кучу щебня, они остановились на берегу бетонного кратера. Кратер – вероятно, отстойник или колодец – был велик и походил на перевернутый цирк. На дне его были две маленькие тени. Тень Волка смотрела на тень Анны.
– Он произойдет,– повторил Волк. Он вынул из кармана моток шнура, привязал один конец к железяке на краю колодца, другой – к спусковому крючку и бросил пистолет вниз. Секундой позже из колодца шваркнуло горячим грохотом, и тень внизу сделалась мутной.
– Вот и все. Ты выстрелил,– сказал Волк.
Оглянувшись, Анна увидел Пропеллера, по-заячьи мелькавшего средь травы.
– И что теперь? – спросил он.
– Теперь придет Клавдий,– улыбнулся Волк.– А ты можешь отдохнуть.
Справедливости ради надо сказать, что в этот момент, глуша пулеметы на площади Застрельщиков, взревели заводские гудки, возвещая конец первой смены – то есть время, когда Анна, отжив безлюдный участок дня, ложился спать, приперев дверь холодильником. Пьяным басом ревел авиационный завод с главным корпусом в виде мусульманской мечети. Глотая серную гарь, орал металлургический комбинат; гадко, как сифилитичка, хрипела проволочная фабрика; из-за бетонного забора с девизом "Товарищ! Не пожелай жены ближнего своего!" повизгивало рудообогатительное объединение – словом, дудя и свистя в добрую сотню ржавых труб, город М командовал Анне отбой.
Но Анна не хотел спать. Просто он очень устал. И произошло это вдруг. И как-то очень безнадежно.
– Знаете что,– немного помолчав, сказал он.– Пожалуй, зря. Пожалуй, вас следовало убить.
Все дальнейшее было произнесено спустя еще некоторое время. Потому что, поглядев вдаль, как положено усталому человеку, Анна сел и опустил ноги в колодец. Рядом висел огрызок шнура. И Анна подергал его, как дергают за хвост.
– Когда-то давно я был журналистом,– сказал он.– И очень громко орал. Честно говоря, мне было плевать на то, про что я орал. Ну, может, не совсем плевать… но, по крайней мере, мне гораздо больше нравилось, что я, журналист Анна, ору и тем самым совершаю поступки. Правда, сперва я думал по-другому. Сперва я думал, что я смелый, а все молчат из трусости. Потом я стал думать, что я дурак. А они молчат, потому что умные. И понимают, что орать бесполезно. Но потом, когда была команда орать, я понял, что они молчали потому, что не было команды орать,– Анна сплюнул и подержал губы трубочкой, пока плевок не щелкнулся в дно.– Так меня лишили возможности совершать поступки… Я прекратил орать и стал слушать, что орут они. Сперва мне было смешно. Потом стыдно. Потом страшно. А потом – плевать… На все. Пять лет назад я написал последнюю статью. Я написал, что под треп про культи личности и очистки совести, и демократизадницу в этом колхозе… имени последнего председателя план по геноциду выполнен, нормальных людей больше нет, и потому нет смысла об этом говорить. Честно говоря, я мечтал ошибиться. Больше всего я хотел одного: чтоб меня как-нибудь наказали. По крайней мере, была бы надежда, что… – Анна усмехнулся и помотал ногой.– Но меня пригласили в издательство. И похвалили стиль. И предложили писать "Путеводитель"… Вы не читали "Путеводитель"?
– Нет,– откликнулся Волк.
– Правильно,– кивнул Анна. Он кивнул в колодец.– Его никто не читает. Тем не менее каждый год я пишу новый "Путеводитель". Чтоб проверить, не идиот ли я. И живу по ночам. Чтоб не стать идиотом. Больше у меня ничего нет. Ничего. Совсем.– Он смолк и с какой-то юродивой полуулыбочкой посмотрел в растопыренную пятерню.– Я все отдал. Вы уже все съели. У меня ничего не осталось. В сущности, у меня нет даже того, что есть. Есть "Путеводитель". Но его нет, потому что его некому читать. Нет Инги. Потому что она… Да послушайте, я согласен, плевать! – мне самому плевать! Меня можно втоптать в дерьмо, пользовать приманкой, наживкой, подсадной уткой – плевать, у меня ничего нет, мне плевать! Но зачем вам эта…
Читать дальше