Алан Силлитоу - В субботу вечером, в воскресенье утром

— Вчера я вышла погулять в Лес, смотрю, там уже карусели установлены.

— Правда? — рассеянно спросил Артур, словно никогда не слышал о ярмарке.

— И трейлеры тоже видела, — добавила она, — они со стороны Мельничного моста ехали.

— Как-то, мне тогда было шесть лет, я заблудился на Гусиной ярмарке, — вспомнил он. — Но ничего страшного, наоборот, было здорово, я бесплатно на каруселях катался. Правда, около одиннадцати я заплакал и, когда подошел полисмен, сказал, что заблудился, и он отвел меня в участок. Там меня угостили чашкой чая с пирожными — проголодался я прилично, а когда наелся, сказал, где живу, и меня отвезли домой на полицейском пикапе. До сих пор помню, какими вкусными были эти пирожные. Наверное, я уже тогда был малый — палец в рот не клади, потому что до тех пор, пока меня не накормили, все прикидывался, будто не могу вспомнить, где живу. В таких случаях полицейские — совсем неплохие ребята, а вот с моим двоюродным братом они добренькими не были: однажды он обчистил все газовые и электрические счетчики на улице, так его поймали и прилично отделали, выпытывая, куда он спрятал деньги. Только к тому времени он уже их потратил. Его отправили за это дело в Борстал, а когда он на праздники приехал домой, все спрашивали, работает ли он все еще в налоговой компании и где его маленькая коричневая форменная сумка для денег и фуражка. — Он смял пакет из-под картошки и бросил в канаву.

Она ничего не сказала, и какое-то время они шли молча. Он понимал, что она ждет, пока он заговорит первым. И, как и в иных случаях, когда хочешь не хочешь, а надо что-то решать, чувствовал себя припертым к стенке. Она тоже с силой швырнула на землю свой пакет и взяла его под руку.

— Ты нынче на ярмарку идешь? — спросил он наконец, когда они уже приближались к последнему перед ее домом перекрестку.

— Собираюсь, — лаконично ответила она. — Как обычно.

— Я тоже, хотя, честно говоря, не очень-то мне все это нравится. Катаешься на каруселях до посинения. Радости мало.

— А кое-кому нравится, — резко возразила она. — Многим нравится.

Ярмарка продолжалась три дня, и лучший из них — суббота, как раз когда он обещал взять с собой Бренду и Винни. На тот же вечер рассчитывала и Дорин.

— В таком случае, может, вместе сходим? — ласково предложил он.

— Вот было бы здорово, цыпленок. — Она порывисто схватила его за руку.

— В таком случае — в пятницу, — продолжал он. — Этот день мне нравится больше, потому что народу не так много, как в субботу. Да и в любом случае в субботу я не могу, обещал приятелю съездить вместе с ним кое-куда. У него мотоцикл, я на заднем сиденье пристроюсь.

Дорин еще сильнее стиснула его руку. «За кого она меня принимает? — подумал Артур. — Что я ей, жених, что ли, водить ее с собой повсюду?»

— В пятницу я не могу, — сказала она. — Обещала сестру навестить. Через месяц ей рожать, и каждую пятницу я езжу к ней помочь по дому.

Вот как, око за око, зуб за зуб.

— Жаль. А я-то надеялся, получится вдвоем сходить. Как насчет четверга в таком случае?

— Не лучший день, — покачала головой Дорин. — Ярмарка только открывается. Но мне вовсе не хочется, чтобы ты беспокоился.

— Ну, какое там беспокойство. — Артур сделал вид, что не заметил сарказма.

Они подошли к ее дому.

— Мне пора. Надо еще голову вымыть.

— Ну что ж, в таком случае, когда в четверг увидимся?

— Может, в половине седьмого, на углу бульвара Грегори?

Он уловил разочарование в ее голосе. А она подумала, что, может, четверг это тоже не так плохо, по крайней мере, кое-кто из товарок увидит ее под руку с молодым человеком. Хотя если бы это была суббота, увидели бы все. Тем вечером Артуру достался всего один прощальный поцелуй.

В субботу он встретился с Брендой и Винни там же, где встречался с Дорин двумя днями ранее. Все втроем — Бренда по правую руку от него, Винни по левую — они проследовали к ярмарочному огненному озеру, одетые в лучшее свое платье вопреки старому правилу, гласящему: в такие вечера надевайте старье, чтобы не жалко было испачкаться рыбьей чешуей, жареным картофелем, сахарной ватой, пролить на себя бренди, ну и понаставить всякие другие пятна. Джек, по словам Бренды, остался дома, чтобы заняться бухгалтерскими делами, проверить профсоюзные взносы и занести все это в свой гроссбух.

Ярмарочные огни сливались в одну поблескивающую, переливающуюся оранжевым цветом простыню, благодаря которой тьма вокруг совершенно рассеялась. По мостовой, растекаясь неровными потоками, двигалась густая толпа — кто-то направлялся к палаткам и аттракционам, кто-то возвращался от них. Дети запускали воздушные шары, женщины и девушки надели матросские шапочки с надписями: «Поцелуй меня, мой милый» или «Свое получил»; другие бережно прижимали к себе игрушечные поезда и фарфоровых собачек, выигранных в тире для метания дротиков или в соревновании по метанию колец. В воздухе едко пахло бренди и уксусом. Слышался глухой перестук поршней двигателей, выкрашенных в красный цвет, приводящих в движение колесницы и ноевы ковчеги: с американских горок и верхней точки Большой карусели доносились отдаленные выкрики, общий гул и огни образовывали нечто вроде трясины, неумолимо засасывающей в себя людей на много миль вокруг.