В полном согласии мы выходим на прогулочную палубу. Теодорова N 2 я ублажил третью стакана виски. (Он тоже, мерзавец, пьет, только любит выкобениваться.) — Ну-с, — говорю я. — Что мы предпримем, Дмитрич? — А что, Юрий, — отвечает, — мы можем предпринять? Денег у нас кот наплакал. Одна надежда на интеллект и виски. У тебя интеллект есть? — Интеллекта, — усмехаюсь я, — море. Это у тебя его не густо. Ну, ничего. Положись на меня.
И вот идем фланирующей походкой, изображая молодое безделье, чувствуя себя под виски, то есть американцами, а сами приглядываемся, присматриваемся. Кандидаток много. И омички из ОПИ тут, но они стоят сплоченной группой, охраняемые бравыми молодцами омичами, и компания разнокалиберных организованных дам, туристок, судя по всему, — но нам их не надо. — А чего нам надо? — спрашивает N 2. (Наивным хочет казаться.) — А нам надо, Дмитрич, какую-нибудь скучающую беспризорную индивидуалку. Желательно, конечно, молоденькую. Но можно и средненькую. Старенькая тоже пойдет, лишь была бы не очень глупенькая. — Национальность? — спрашивает N 2 сухо. — Это нам без разницы, — отвечаю.
Туда проходим, сюда. Сюда-туда. Гуляем. На то и прогулочная палуба. Темное море спокойно. «Ольга Андровская» идет ровно, слегка вздымая тяжелый свой круп. Темная глубина воды и неба. Тайна, тайна. Там и там. Тут, на палубе, бытие, а там, выходит, небытие. Тут курс норс-ост, скорость девять узлов. Там великое спокойствие, молчание… да-а. Все-то мы знаем, все понимаем, кроме нездешних тайн. Ну, ничего, и к ним приобщимся в ближайшем будущем — скажи, Дмитрич? — Пошли отсюда! Ненавижу про-гу-ли-ва-ть-ся. — Погоди, — урезониваю я. — Еще пару галсов. Не может же быть, чтобы нам не повезло. Мы же везучие. — Мы, Юрий, не везучие, а охочие. Надо, чтобы все получалось случайно, а не специально, сам знаешь. — Ну, это ты правильно, — соглашаюсь я. — Но один разок нарушим технологию.
И приближаемся к одинокой девице. Она стоит на корме лицом к морю и наблюдает, глядя вниз, на кильватерную кипятковую струю нашего лайнера, освещенную кормовым огнем.
Мы пристраиваемся рядом, и я говорю:
— Какой могучий винт, правда, девушка? Сила!
Сказав это, я вижу, что ошибся. Это не девушка, а узколицый, нежнокожий, длинноволосый паренек.
— Извини, — поспещно говорю я, шарахаясь. И мгновенно вспоминаю рассказ Илюши о том, как однажды вот на таком же судне — «Софье Ковалевской» — он, выйдя из бара, на такой же вот палубе, в темноте долго обхаживал, уговаривал и ласкал тоненькую, озябшую, одинокую девушку, пока вдруг не выяснилось, что это юный мальчик. Илюша со страхом сбежал, и я поспешно ретируюсь от этого субтильного вьюноши… чур, чур! Это не по моей части, о, нет, этого мы не проходили, о, нет, и хоть велика наша жажда познаний, всяких и разных, тут мы предпочитаем сохранить чистоту и невинность, как родниковая водица. Это нам непременно зачтется на Высшем Суде, так же, как бережное отношение к тараканам… Есть у нас светлые проблески в душе, правда, Дмитрич?
— Охренел ты совсем! — отвечает контролер мой. — Пошли отсюда! — Еще один заход, последний, — обещаю я.
И в некотором уже отчаянии приближаюсь к одинокой милиционерше. Да, милиционерша в форме. Опыт бесед с милиционершами у меня невелик, поэтому первый мой вопрос, может быть, бестактен. Я спрашиваю:
— А правда, что улицу надо переходить только на зеленый свет?
Странное дело, но она тут же оперативно откликается, блеснув в улыбке золотой коронкой.
— Правда, — говорит.
Лет около тридцати. Курносая, широкоскулая, каштановая.
— Ага! — говорю я. — А вот интересно: на прогулочной палубе тоже есть правила движения?
Она энергично кивает и отвечает в том смысле, что здесь нельзя перешагивать за борт. Хорошо. Молодец. Умненькая милиционерша.
— А вы при исполнении, девушка? — интересуюсь я.
— Слава Богу, нет.
— Это хорошо! Я тоже отдыхаю. Я прогуливаюсь. Вы когда-нибудь пили виски?
— Ни разу в жизни.
— А хотите попробовать? У меня есть.
— Заманчиво! — улыбается она.
— Ну, так в чем дело? — ободряюсь я. — Каюта у меня, кстати, пустая. Пойдем?
— А как быть с мужем? — вопрошает она.
— А вы тут с мужем?
— Ну да.
— Тоже милиционер?
— Конечно.
Я осекаюсь. Мрачнею. Бормочу:
— Тогда что ж. Прошу прощенья. Два милиционера это много, сами понимаете. А жаль.
— Поищите еще кого-нибудь, — широко улыбается она.
— Само собой, — обещаю я, отходя.
Ожесточенный, поднимаюсь по лесенке на верхнюю палубу, где шлюпки спасательные и где вообще-то находиться не положено. Внизу и вдали темное, поблескивающее, тяжело шевелящееся море. Страшная глубь без огней. Вверху страшенная даль мерцающих звезд. Вот такая природа. Я иду вдоль борта и наталкиваюсь. Женщина. Одна. Встаю рядом.
Читать дальше