Эли Фрей - Город за изгородью

Почему? Почему они не понимают?

После взрыва вражда чертожцев и экспатов постепенно стихает. Но сколько должно пройти времени, прежде чем жители «Голубых Холмов» поймут, что те, кто живет по ту сторону забора – такие же люди, как и мы?

Ох, Кит… Боюсь, я еще не увижу тебя долго…

Меня посадили под домашний арест. Никаких прогулок – только в сад, под строгим контролем родителей.

Мне все равно на арест – я даже не выхожу из комнаты. Не разговариваю с родителями, почти не ем. И они со мной тоже не разговаривают. И даже особо не обсуждают ситуацию между собой. Делают вид, что ничего не произошло. Я задаюсь вопросом: но о чем-то же они думают? Пытаются как-то решить этот вопрос? Или считают, что мое «помутнение» пройдет и вскоре я, как прежде, стану примерной и послушной девочкой? Этому не бывать.

Такая холодная война продолжается до приезда тети Паулы.

Я никогда не любила тетю Паулу – не любила ее огромный зад, ее прическу, уложенную в башню. Ее пустая болтовня раздражала. Я стискивала зубы от злости каждый раз, когда она звала меня милочкой, – мне кажется, она периодически забывает, как меня зовут.

Звонок в дверь. Родителей как будто подменяют – на мрачные лица они налепляют фальшивые улыбки.

Тетя вваливается с огромным чемоданом в одной руке, с веером – в другой.

– Ох, какая жара на улице! – говорит она вместо приветствия. – Карл! Как ты потолстел! Катарина! А ты стала еще худее – грудь совсем сдулась, одни ребра! Отнеси мой чемодан, Карл! Катарина – полотенце или салфетки! А ты, милочка, принеси тетке воды… Куда делись твои прекрасные косы? Ох, бедняжка, совсем поредели волосики… Витаминов не хватает.

Мы с родителями с тоской переглядываемся и идем каждый выполнять свое указание. На удивление, именно приезд тети Паулы снова немного сблизит нашу семью. Враг моего врага – мой друг. А то, что тетя Паула – враждебный элемент, было доказано еще на пороге.

Вечером я сижу в своей комнате, прислонившись к полуоткрытой двери, и подслушиваю разговор мамы и тети в гостиной. Они пьют чай – я слышу, как они размешивают сахар, как звенит фарфоровая посуда. Они говорят обо мне…

– Катарина, что сейчас происходит в вашей семье? Давай рассказывай! Я же вижу, что что-то не так. Что-то не так с Ханной. Эта милочка опять что-то учудила?

– Ох, Паула… Здесь все так сложно. Недавно она нам заявила: мама, папа, я не поеду учиться, останусь здесь. Потому что влюблена. Влюблена – да в кого! В местного парня, да какого! В парня из нищей семьи, который живет по ту сторону забора. В шахтера! Ты представляешь, наша Ханна – и русский шахтер? Я вот не представляю. Уму непостижимо, как она с ним познакомилась! Повсюду стоят заборы – чтобы отгораживать нас от них. Нет, как-то нашла способ познакомиться и влюбиться. И, как оказалось, все это тянется уже давно. Несколько лет назад эти мелкие оборванцы лазали к нам в Холмы через забор… Гуляли на наших площадках, сидели на качелях, трогали и ломали вокруг все. А тут новость… Ханна влюбилась в одного из них! Даже думать не хочу о том, что они могли целоваться или и того хуже.

– Ах, юность, юность… Прекрасная юношеская влюбленность, разве это не чудесно? – Видно, что тетя Паула издевается над мамой. Как только она выйдет за порог, то сразу будет обзванивать всех знакомых и распускать свежую сплетню. Дочь семьи Беккер влюбилась в российского шахтера.

– Ты издеваешься? Я могу смириться с любым ее выбором: пускай она выберет любого парня с Холмов – англичанина, немца – неважно. Я скрепя сердце одобрю эту связь, даже если он будет старше ее на пять лет. Но нищий русский парень без образования… Шахтер… Это уже переходит все границы!

– Как же вы это допустили? Неужели не присматривали за ней?

– Тут все очень сложно… Да и Ханна – сложный ребенок. У нас свои методы воспитания – мы даем своей дочери полную самостоятельность. Гуляет, где хочет, делает, что хочет. А она взамен ведет себя хорошо, с ней почти никогда не бывает проблем – домой приходит вовремя, учится прилежно, всегда охотно по дому помогает, никогда не капризничает. И вот к чему привела эта самостоятельность!

– Избаловали вы ее, Катарина! Лупить ее нужно!

– Нет, мы никогда ее не били и не будем. Считаем это плохим методом воспитания. Да и в случае с Ханной это не решит проблему. Она действительно очень сложный ребенок, к ней нужен свой подход. Помню, как года в четыре она стала выбирать сама себе одежду – и своими маленькими пальчиками потихоньку рвать на себе ту, которая ей не нравится. Распускала нелюбимые кофты, шапки, оборки на платьях. Она знала, что я увижу это. Знала, что не буду ругаться. И продолжала делать, выражая протест. И так проявлялось во всем, что ей не нравилось. Один раз я все же сильно наругала ее, по другому поводу – когда она в автобусе встала на сиденье и стала высовываться в окно. Ей тогда было шесть. Я сделала замечание два раза, на третий – повысила голос и силой спустила ее вниз, под взглядами других пассажиров. Она обиделась, потому что мой поступок был как поступок взрослого с ребенком. А она привыкла, что с ней общаются как со взрослой. Получается, я опозорила ее перед людьми, этого она простить мне не смогла. Ее обида была очень долгой… Когда ей было семь, мы переехали из Франкфурта в пригород, новое место ей не понравилось. Она села на электричку и уехала обратно. Мы подняли на уши всех соседей и полицию. И позвонили новые жильцы из нашей старой квартиры – Ханна приехала туда. Представляешь? Маленький ребенок сумел обманом купить билет на электричку, перехитрить контролера… А потом – добраться до старого дома. Следующий запоминающийся случай произошел, когда ей исполнилось двенадцать. В их школе ввели форму – уродливые юбки до колен. И волосы сказали забирать в закрытые прически. Ханна не могла терпеть таких ограничений, подговорила девочек из школы – все они обрезали юбки как можно короче, выкрасили волосы в яркие цвета, распустили их и взлохматили. И в таком виде – в мини-юбках и с лохматыми яркими прическами – пришли на уроки. Был скандал… Все были в шоке, когда узнали, что зачинщицей была Ханна – милая тихая девочка, которая всегда училась на пятерки. С виду она образцовый ребенок. Никогда не гуляла допоздна, не устраивала сцены в магазинах, не требовала купить ей что-то… Она никогда не была похожа на других детей, которых я привыкла видеть вокруг – шумных, крикливых, плачущих, пытающихся настоять на своем. Она всегда была тихой, покорно принимала тот распорядок вещей, который принят в нашей семье. Такое ощущение, что ей просто все равно, как и что идет в ее жизни. Но иногда, если ей что-то не нравится… Она перевернет все вокруг вверх дном, но добьется желаемого. Если ее что-то не устраивает – переубедить ее невозможно. Она добьется своего. Ни поркой, ни руганью дело не поможет. Хотя мы с отцом никогда не прибегали к таким методам. И мы приняли ее желание. Можно сказать, у нас ультиматум – она все время играет послушного ребенка, но изредка, когда ей действительно нужно что-то – мы уступаем. Мы уступаем ей всегда еще и потому, что чувствуем себя виноватыми: вся наша жизнь – это сплошные переезды. Для ребенка это очень тяжело: каждый раз приспосабливаться к новой жизни, прощаться со старыми друзьями, заводить новых.