Эли Фрей - Город за изгородью

Черт… Это я должен был быть на месте этого мужчины. Я должен был подойти к Архипу. Ведь он сделал бы это для меня… А я из-за своей гордости даже не подошел к нему…

Смотрю на маму – нет, я должен быть с ней. Нельзя оставлять ее одну.

Из тридцати вышедших на поверхность горняков шестерых увозят в больницу с переломами и ожогами. В толпе говорят обнадеживающие слова – кто-то слышал, что вентиляционные стволы работают нормально. В шахту поступает воздух. Значит, люди внутри не умрут от недостатка кислорода.

Ханна со своим маленьким отрядом снова появляется в поле зрения – на этот раз они раздают всем пледы, пытаются напоить людей горячим чаем и накормить бутербродами.

Когда темнеет, двое шахтеров, друзей отца, те, у кого был сегодня выходной, отводят меня и маму домой.

– Вам нужно поспать, – говорят они. – Все будет хорошо – нам сообщили, что сюда едут еще двадцать спасателей. И дополнительная техника.

О каком сне может идти речь?

Мысли о том, что отец и брат сейчас находятся там, на глубине четырехсот метров, отрезанные от остального мира завалом, сводят с ума и меня, и маму.

Мама сидит, уставившись в одну точку, отгородившись от меня и от всего мира толстой стеной своего аквариума.

Я сажусь к ней на кровать. Держу за руку и повторяю одно и то же.

– С ними все будет хорошо… Их спасут, вот увидишь.

Так проходит ночь.

А в 8:30 утра к нам снова приходит друг отца. От него мы узнаем, что на шахте обнаружено еще пятеро погибших горняков.

Среди них – Глеб и Юрий Брыковы.

Будто бомба лопнула внутри. Будто не выдержала крепь в шахте, и многотонная груда руды рухнула на голову.

Мать плавно опускается на койку.

Мы долго сидим, прижавшись друг другу. Мать плачет, а у меня слезы застряли в горле. В ушах стоит звенящий гул.

Два дня до похорон.

Я прижимаюсь лбом к оконному стеклу. Смотрю на колесо подъемника вдалеке – на других шахтах. Тех, с которых люди после смены в тот день вернулись здоровыми.

«Слава шахтерскому труду!» – чернеют на одном из старых зданий шахты объемные буквы. Надпись, оставшаяся еще со времен Советского Союза.

Мне плевать на все, что происходит снаружи, – сколько народу вытащили, сколько еще погибло людей, почему взорвалась шахта. Мне плевать.

– Ты как, мам? – Я протягиваю маме чашку горячего чая.

– Все хорошо, Глебушка, – отвечает она, сидя все в той же позе на койке и принимая чашку дрожащими руками. А у меня от ее слов в голове будто раздаются удары похоронного колокола.

Церемония прощания. Панихида по погибшим – всего погибло двенадцать человек. Прощаться с погибшими пришли многие – их колонна растянулась на большое расстояние. Пришли даже жители «Голубых Холмов». И Ханна.

Я вижу Архипа – на несколько секунд наши взгляды встречаются.

Понимание – вот что каждый из нас может прочитать в глазах другого.

Мы не подходим друг к другу – незачем. Ведь если подойдем, придется что-то говорить. А никто из нас сейчас не может разговаривать.

Слезы. Гвоздики. Телевидение. Смерть. Холодный моросящий дождь. Сладковатый запах паленого дерева. Вереница гробов. Люди, одетые в темное.

Я не обращаю внимания на все это. Будто не вижу. Смотрю только вверх, на хмурые облака…

И вижу два маленьких прямоугольника чистого голубого неба – там должны были плыть киты отца и Глеба.

Киты, которые уже никогда не поднимутся со дна и не воспарят в воздух.

Он мечтал быть пилотом. Когда был маленьким, чуть слышал за окном гул – сразу выбегал на улицу, смотрел, как в небе, разрезая облака, летит самолет. В сарае сделал что-то вроде кабины пилота: впереди – плакат с облаками, перед ним – старое кресло. Из неработающего лампового радиоприемника соорудил пульт управления и турбины для самолета.

– Вас приветствует командир самолета «Альбатрос!» – говорил он невидимым пассажирам и просил пристегнуть ремни. А потом щелкал переключатели – и самолет взмывал в воздух. К облакам…

Он любил небо, любил солнце. Любил воздух. И высоту… Как же он любил высоту.

Он облазил все деревья и вышки в округе, всегда был самым смелым и бесстрашным.

Мечта стать пилотом не отступала, а, наоборот, со временем только крепла.

В школьные годы он твердо решил, что покинет отчий дом и уедет в летное училище.

Но судьба сыграла с ним злую шутку и вывернула мечту наизнанку. Перевернула все с ног на голову, и вместо десяти тысяч метров над землей он ушел на семьсот метров под нее, в сырую и мрачную бездну, на долгие-долгие годы.