Персиваль Эверетт - Американская пустыня

Пока Ханна болтала с ним о том о сем, спрашивая, зачем он едет на остров, и чем занимается, и где живет, словом, все вплоть до того, есть ли у него кто-нибудь, Глория заметила, что Перри как-то поскучнел лицом.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

В следующий миг мать и сын синхронно, словно в балетной постановке, поднялись и прошли по проходу в направлении туалета. Дверь оказалась заперта, так что они выскочили наружу и, расталкивая пассажиров, пробрались в заднюю часть судна, причем по пути Глория на всякий случай накрывала рукой пухлые Перрины щечки. Мальчик вывернул свой завтрак в попутную струю – и на свежем воздухе в лицо его медленно вернулись краски.

– С ним все в порядке? – Ричард стоял за ними, легко касаясь широкой ладонью Перриной спины.

Глория заверила, что с ним все лучше некуда. Она знала Перри: теперь проблема в том, чтобы мальчик, оказавшись в центре внимания, не сгорел со стыда. Эмили и Ханна топтались тут же, но Глория их шуганула и сама отвела Перри обратно на место.

Ричард тихонько рассмеялся. Все взгляды обратились к нему.

– Просто вдруг вспомнилось, как меня однажды вырвало. Мне было двенадцать, и родители затащили меня на званый обед. Там подавали всякие изыски, однако проблема была не в этом. А в том, что по дороге в гости я слопал три «Марса» и хлебнул весьма сомнительной содовой с шоколадом, хотя мама и говорила мне, дескать, нельзя ни в коем случае. Ну вот, а еще там была одна девочка, мне она ужасно нравилась. Я думал про себя, вот классная девчонка, а нас еще и усадили рядом. И на тарелке у меня лежало невесть что. До сих пор не знаю, что это было. – Ричард на мгновение умолк, и Перри фыркнул от смеха. – Так вот, попробовал я эту штуку, а девочка мне что-то сказала – и в следующую секунду она была вся по уши в шоколаде и прочей мерзости.

– Бе-е, – передернулся Перри, хотя на самом-то деле смеялся и он. – То есть тебя вырвало прямо на нее?

– Прямо на ее новенькое платьице, – кивнул Ричард. – Она глядела на меня, и… словом, можешь себе представить, что она думала!

– И что же ты сказал? – спросила Эмили.

– Я сказал: хоп!

Дети расслабились, расхохотались, повторяя на все лады: хоп! – а Глория вдруг осознала, что они с Ричардом смотрят друг другу в глаза. И поспешно отвернулась. Ханна тоже заметила этот обмен взглядами и улыбнулась; от ее улыбки Глория тоже поспешила отгородиться. Глория вспомнила про Теда, который лежит где-то мертвый или на грани смерти, и преисполнилась чувства вины: не только потому, что переглядывается с незнакомым мужчиной, но еще и потому, что сочла его привлекательным, – а еще испытала отдельный, особый укол совести потому, что подумала, – насколько возможно подумать о чем-то за доли секунды, – что за все свои годы жизни с Тедом ни разу не нарушила супружеской верности, даже после его вопиющих измен, так что, может статься, она вправе позволить себе ну хоть одну-единственную шалость. Да как она только смеет о таком думать! Тем более что Тед теперь, после смерти, стал совсем иным Тедом – таким спокойным, милым; они оба стали иными; смерть Теда принесла им обновленную жизнь…

– А вы уже бывали на Каталине? – спрашивал Ричард детей.

Те помотали головами.

– Зато однажды собирались, – сообщила Эмили.

– А там правда есть буйволы? – любопытствовал Перри.

– Целое стадо.

– Ричард рассказывал мне, что у него дом в Авалоне, – поведала Ханна. Она пристально наблюдала за Глорией, пытаясь прочесть ее мысли.

Позже, когда дети убежали исследовать территорию отеля, Ханна заметила:

– Его привлекает вдовья печать на твоем лице.

– Ну, спасибочки.

– Да я не о том. Ты красивая, но мужчины падки именно на неприкаянность. Вроде как зов о помощи.

– Никакая я не вдова. Я все еще очень даже замужняя женщина. – Глория села на постели и уставилась на пустой экран телевизора.

– Как бы то ни было, без очков видно, парень на тебя «запал», – сказала Ханна.

Глория сняла телефонную трубку.

– Кому ты звонишь? – поинтересовалась Ханна.

– Звоню проверить автоответчик. Кто знает, вдруг этот детектив уже что-нибудь да нашел. – Но никаких сообщений не было. – Чем займемся теперь?

– Прошвырнемся по магазинам?

Глория глянула на младшую сестру.

– Ханна, как ты думаешь, Тед жив?

Ханна пожала плечами.

– А тебе этого хочется?

– Да, – поспешно заверила Глория.

Электрокардиограмма сердечной деятельности не зафиксировала. Электроэнцефалограмма показала, что, с чисто практической точки зрения, Тед мертв. Электромиография не зарегистрировала никаких импульсов. МР-интроскопия никакой полезной информации не предоставила. Сцинтиграфия засвидетельствовала, что Тед – абсолютно здоровый покойник. Для очистки совести лаборанты в белых халатах сделали ангиографию, лапароскопию, внутривенную пиелографию, сиалографию и даже лимфангиограмму. Доктор Лайонз засовывала пальцы Теду в рот, в уши и в анус, щупала ему подмышки, мошонку, под горлом – и наконец, села и прочла стопку прикрепленных к пюпитру страниц. Тед лежал на диагностическом столике на боку, в чем мать родила, глаза его постепенно привыкали к резким бликам лабораторных шкафов из нержавейки.