Мартин Эмис - Лондонские поля

В следующий раз, когда Гай увидел Кита, тот выглядел совершенно преображенным. Дело было в «Черном Кресте», в полдень; пронизывая всю Ланкастер-роуд, в двери паба беспрепятственно врывались жгучие лучи низкого солнца…

— Окраска — не ободрать, — сказал Кит. — Задняя повышенная передача.

Прежде всего, наиболее очевидно и живописно, поражало его одеяние. На Ките была коричневая, в рельефную полоску, рубашка муарового шелка (по текстуре своей она напомнила Гаю поджаристую свиную корочку), обтягивающие бедра кремовые клеши и новехонькая пара «бродяжек», отороченных грубым мехом, вроде бы хорьковым (в их изогнутых носках крылся намек на какого-нибудь шута или пресмыкающегося в гареме евнуха).

— Впускной трубопровод, — сказал Кит. — Центральный дифференциал.

В шагу у кремовых клешей фасон был совершенно поразителен. С эффектами, производимыми подобием корсажа и шнурами с кисточками, Гай был знаком (Антонио, паршивый испанский трактир… как давно это было!), но ему никогда не приходилось видеть ничего подобного Китовой промежности.

— Покрытие днища кузова, — сказал Кит. — Вкладыши колесных ниш. Фланцевая конструкция.

Отдельные петли, каждая из которых увязана в бантик, украшенный бахромой и помпончиками; а сами брюки так неправдоподобно, так обескураживающе низко обтягивали бедра, что на ширинке помещались только две-три петли. Брюки эти оберегали обширную задницу Кита с таким же благоговением, с каким оберегает свое содержимое какая-нибудь греческая урна. Гай счел подобное одеяние смехотворным и даже внушающим тревогу, но тем не менее позавидовал Китову дерзкому заду, поскольку часто подумывал, что вся его жизнь попросту отравлена тем, что ему недостает настоящих ягодиц. Тот же, кто обладал ими, был, казалось, до крайности доволен своими новыми брюками — в особенности же их ширинкой, — а бантики и висюльки, украшавшие ее, время от времени поглаживал рукой.

— Задний мост с трапецивидной подвеской, — сказал Кит. — Катафоретическое грунтование. Цинкрометалловое покрытие с отжигом.

В этот день Кит пребывал в особо аристократическом расположении духа: из всего его поведения явствовало, что он пребывает в невозмутимом разрыве с противоречивыми заботами, одолевающими завсегдатаев паба. Причину этого постичь было нетрудно, все ее прекрасно знали, но все еще обсуждали, как все это произошло: в четверг, стоя у черты метания в «Джордже Вашингтоне», что на Инглэнд-лейн, Кит сподобился изведать вкус победы. Таким образом, он примет участие в полуфинале «Душерских Лучников-Чемпионов».

— А тебе — э-э — должно быть стыдно… подвел нас в четверг, — сказал Кит, ковыряя в ногтях дротиком. Гай пригляделся: у Кита был маникюр! Исчезли без следа и кожные заусенцы, и струпья, прокопченные никотином. — Это было… Это вызвало немалое разочарование.

— Да я и сам очень жалею, что не смог прийти, — сказал Гай. — Просто сын опять заболел, и в тот вечер у нас не было — не было выбора. Я просидел с ним всю ночь напролет.

— А жена твоя здорова или как? — спросил Кит с озадаченным видом.

— Не понял?

— Она как, на ногах?

— Как это? Прости, что-то я не понимаю.

Кит больше не выглядел озадаченным. У него теперь был вид всего лишь легкого удивления и легкого же неудовольствия. Обернувшись на дюйм-другой, он повел бровью в сторону Понго, и тот понятливо наполнил его кружку снова. Тогда Кит наставил свой дартсовый палец на Гая и не опускал его, пока Гай не сказал:

— А, мне того же самого.

Кит отвел взгляд. Казалось, он весьма неспешно ощупывал языком свои зубы. Потом стал насвистывать — всего три случайных ноты, одна выше другой. Провел рукою по волосам, недавно подстриженным, взбитым и экстравагантно уложенным.

— Да, жаль, что я пропустил твое выступление, — сказал Гай. — Но все равно, ты, Кит, молодец. — Он протянул было руку к его плечу, его струящейся коричневой рубашке, но потом передумал. — Я слышал, ты и в самом деле…

— Кит! Телефон в автомобиле!

— Э… прошу извинить, я отлучусь на минутку, хорошо, Гай?

Гай стесненно стоял у стойки со своей кружкой, то и дело почесывая у себя в затылке. Время шло. Он оглянулся и посмотрел (чувствуя при этом, что наклон его головы выражает смутный испуг), как Кит снова вступает в паб из уличного сияния и останавливается у двери, чтобы обменяться парой слов с Ходоком и Збигом-первым.

— Гос-споди, — сказал Кит самым проникновенным своим голосом. — Никакого покоя от этого бабья! Ни расслабиться не дадут, ни выпить немного.