А Гай думал: моя жена меня не любит. Моя жена меня предала. До чего же это чудесно!
Вскоре она, в халате и с распущенными волосами, вошла в спальню. Шея у нее так и пылала.
— Вставай, — сказала она. — Сейчас он спит, но ты будешь дежурить, когда уйдет Феникс. На этот день мы остались без няни. Эта сучка так и не появилась.
Мармадюк не спал всю ночь, а сейчас лежал в соседней комнате, распластанный в прерывистой дремоте. Игрушки были разбросаны вокруг его кроватки, как снаряжение прерванной на время войны. Маленький пленник, со своим жестоким скандинавским лицом, в измятой детской рубашонке, он был весь опутан шерстяными одеялами. Волосы, по-утиному белые, приплюснулись — вся голова у него была в испарине… Даже во сне ребенка не оставляли без наблюдения. Попивая растворимый кофе, Феникс через монитор следила за ним из кухни, и всякий раз, когда ей казалось, что он вот-вот шевельнется, она на мгновение сощуривала свои раскосые глаза.
Прежде чем впасть в забытье, Мармадюк разглядывал и ощупывал синячки-близняшки на тыльной стороне своего веснушчатого кулачка. При этом он испытывал и страх, и восхищение. Боль, которая сопровождала их появление, он успел уже позабыть, но что-то в этом самом появлении всегда будет благословенно жить в его памяти. Он хотел причинить кому-нибудь то же самое, что причинили ему. «Чудно», — прошептал он (как кто-нибудь мог бы сказать «чудно», увидев привлекательную девушку, вышагивающую по улице, или четкий удар на крикетном поле, — в знак того, что приветствует талант, мастерство), прежде чем перевернуться на бок, свернуться калачиком и заснуть в надежде, что ему приснится Игра в Щипки.
Игра в Щипки была хороша. Это она была чудной.
— Ой! Это, доложу я, щипок… Понимаю. Что ж, посмотрим еще, чья возьмет, юноша. Ведь это игра для двоих. Игра в Щипки — вот как она называется.
Мармадюк выжидал.
— Ты хочешь сыграть?
Мармадюк выжидал.
— Ладно, сначала — ты должен ущипнуть меня так сильно, как только захочешь.
Мармадюк ущипнул ее так сильно, как только захотел, — то есть так сильно, как только мог.
— Хорошо. А теперь я ущипну тебя.
Мармадюк наблюдал, остолбенев от интереса. Потом его зрение затуманилось от слез, вызванных болью.
— А теперь опять твоя очередь. Ущипни меня так сильно, как только захочешь.
Мармадюк быстро протянул руку. Но потом он заколебался. Сначала взглянул на нее с неопределенной улыбкой, а потом осторожно, до невозможности нежно ущипнул ее за тыльную сторону ладони.
— Хорошо. А теперь я ущипну тебя.
Пусть ем я сейчас не сказать чтобы много, но мне кажется, что у меня по-прежнему отменный аппетит к любви. Но ничего не выходит.
В общей сложности я провел шесть ночей в Хитроу, где спал безо всяких удобств. Спал-то я очень мало. Но удобств было гораздо меньше. И я отчаялся. Другие там преуспевали куда лучше, чем я, были куда быстрее и сильнее в очередях у стойки, обладали куда большими суммами для взяток и куда большим умением их всучить. По мере того, как проходили дни, казавшиеся неделями, я сменил в этом зале отлета несколько масок. Поначалу я представлялся себе чем-то вроде шута. Затем — персонажем трагедии. А еще позже — просто мерзопакостным хмырьком, ковыляющим от справочного бюро к кафетерию, роняя с себя всякие крошки.
Мне кажется, что у меня по-прежнему отменный аппетит к любви. Но есть я ничего не могу.
Инкарнация рассказывает, что Марк Эспри во время своей побывки в Лондоне в этой квартире почти и не бывал. Глаза ее затуманиваются и смягчаются (как бы с любовным всепрощением), когда она говорит о том, что ее наниматель пользуется большим спросом и постоянно это ощущает. Эти рассказы навевают ей мысль предпринять нечто вроде исследования одной из жизненных загадок: почему одни люди удачливее других — и богаче — и красивее — и проч., и проч.
Я, конечно, гадаю, не прогуливался ли он вниз по тупиковой улочке.
В новых моих снах, как мне кажется, я постоянно вижу то Ким, то Мисси, то Ким, то Мисси. Они пытаются быть милыми. Но в новых моих снах из этого ничего не выходит.
Я по-своему люблю Лиззибу, однако когда я размышляю о ее сексуальном опыте и социальной ориентации, у меня возникает впечатление, что существуют только четыре или пять типов отношений, которые когда-либо могут сложиться между ней и мужчинами.
Он Отказывается От Обязательств. Ей Трудно Предоставить Ему Необходимую Свободу Действий. В Данное Время Он Чересчур Сосредоточен На Своей Карьере. Они Считают, Что Любят Друг Друга, Но При Такой Разнице В Темпераментах Смогут Ли Они Когда-либо Соединиться?
Читать дальше