Дэвид Лодж - Терапия

- Ты хочешь, чтобы «Хартленд телевижн» сняла драматический сериал про датского философа?

Предложи он сериал про датское печенье, это не прозвучало бы столь дико. Он лишь кивнул. Я еле удержался, чтобы не расхохотаться ему в лицо. С авторами комедий такое случается. Со временем им начинают лезть в голову разные идеи не по чину. То они хотят работать без зрителей в студии, то писать о социальных проблемах. На прошлой неделе у Пузана в сценарии был пассаж насчет абортов. Я тебя спрашиваю - аборт в ситкоме! Сценаристов надо осаживать, если не удается отделаться шуткой. Я все еще надеюсь, что Пузан одумается насчет «Соседей», поэтому попытался как-то разрулить ситуацию. Я сказал:

- О'кей, Пузан, выкладывай. Что там за история?

Ну так там и истории-то никакой нет. Этот, как его,

Кьеркегор, был сыном богатого купца в Копенгагене, время - Викторианская эпоха, самое начало. Старик был суровым, страдающим комплексом вины мерзавцем и детей своих воспитывал соответственно. Они были ярыми протестантами. Еще в юности у Кьеркегора немного поехала крыша.

- Есть сведения, что он как-то раз побывал в публичном доме, - объяснил Пузан.

- Как-то раз? - спросил я.

- Он очень винил себя за это, - сказал Пузан. - Скорей всего, тот сексуальный опыт оказался у него единственным. Позднее он обручился с девушкой по имени Регина, но разорвал помолвку.

- Почему? - спросил я.

- Посчитал, что они не будут счастливы, - ответил Пузан. - Он страдал от тяжелых депрессий, как и его отец.

- Я так понимаю, что это не комедийный сериал, Пузан? - уточнил я.

- Нет, - даже не улыбнулся он. - Это очень печальная история. После разрыва - причины никто так и не понял - Кьеркегор на какое-то время уехал в Берлин и написал книгу, которая называется «Или - или». Потом вернулся в Копенгаген, втайне надеясь на примирение с Региной, но узнал, что она обручилась с другим.

Тут он умолк и посмотрел на меня так горестно, словно это была величайшая трагедия в истории человечества.

- Понятно, - проговорил я, выдержав паузу. - А что он делал потом?

- Написал много книг, - ответил Пузан. - Он мог принять сан священника, но не захотел делать карьеру на религии. По счастью, от отца ему досталось значительное состояние.

- Похоже, это единственное его достижение, - заметил я.

Что, она сказала - девятнадцатый, Джордж? Здесь, моя милая, мы девятнадцатые. Один с говядиной и почками и один с курицей и грибами, точно. Отлично. Спасибо. Очень быстро. Конечно, в микроволновке. Кусай осторожно, этими пирогами весь язык обжечь можно. Внутри они горячее, чем кажется. М-м, неплохо. А твой как? Отлично. Так Пузан Пассмор, да. Я спросил, был ли Кьеркегор признан при жизни.

- Нет, - ответил Пузан. - Его книги считали странными и туманными. Он опередил свое время. Он основоположник экзистенциализма. Выступил против всеобъемлющего идеализма Гегеля.

- На первый взгляд, Пузан, это не тянет на материал в прайм-тайм на коммерческом телевидении, - сказал я.

- Книги - это так, между прочим, - стал объяснять он. - Основной упор будет на любовь Кьеркегора к Регине. Он так и не смог ее забыть, даже когда она вышла за другого.

- Что у них было? Они сошлись? - поинтересовался я. Своим предположением я его здорово шокировал.

- Нет-нет, он лишь видел ее в Копенгагене - в те годы это был маленький город, - но никогда с ней не заговаривал. Только раз они столкнулись в церкви, и ему показалось, что она сейчас что-то скажет, но она промолчала, он тоже. Это была бы потрясающая сцена, - сказал он. - Потрясающие эмоции, без единого слова. Только крупные планы. И разумеется, музыка.

Очевидно, в этот момент они были близки как никогда больше. Кьеркегор попросил у ее мужа разрешения писать ей, но тот отказал.

- Но он любил ее всю жизнь, - сказал Пузан. - И все завещал ей, хотя после смерти от его состояния уже мало что осталось.

Я спросил, от чего он умер.

- От легочной инфекции, - ответил Пассмор. - Но по моему мнению, на самом деле от разбитого сердца. Он утратил вкус к жизни. По сути, никто его страданий не понимал. Когда он лежал на смертном одре, его дядя сказал ему, что ничего особенного с ним не происходит, надо перестать сутулиться - и все пройдет. Ему было всего сорок восемь, когда он умер.

Я спросил, чем еще занимался этот тип, помимо сочинительства. Ответ последовал - ничем особенным, ну, еще ездил в деревню. Я спросил:

- И где же здесь интрига, Пузан? Где саспенс?

Он ошарашенно на меня посмотрел и ответил, что это не триллер.