- Очень мило с твоей стороны, Луиза, - сказал я, - и не думай, что я не хочу лечь с тобой в постель - хочу. Но, как ни банально это звучит, я люблю свою жену.
- Она никогда не узнает, - сказала Луиза. - Ей это не принесет никакого вреда.
- Я буду чувствовать себя настолько виноватым, что, вероятно, она заметит, - возразил я. - Или вдруг я все ей расскажу. - И с несчастным видом добавил: - Прости.
- Да ладно, ничего страшного, Пузан, ведь я в тебя не влюбилась, не думай. Может, попросишь счет?
Когда мы возвращались в мой отель, она внезапно спросила:
- Я единственная девушка, насчет которой у тебя возникли затруднения с совестью? - И когда я ответил, что они у меня есть всегда, сказала: - Ну что ж, хоть какое-то утешение.
В ту ночь я мало спал, ворочаясь на своей широкой постели в «Беверли Уилшир» и терзаясь, не позвонить ли Луизе и сказать, что передумал, но не сделал этого; и хотя мы еще несколько раз виделись, отношения изменились, она постепенно отдалялась, вместо того чтобы стать ближе. В последний день она отвезла меня в аэропорт, поцеловала в щеку и сказала:
- Пока, Пузан, все было отлично.
Я с энтузиазмом согласился, но весь полет гадал, что же я упустил.
Пора ложиться спать. Интересно, что сегодня покажут по каналу грез? Не удивлюсь, если что-нибудь неприличное.
Четверг, утро, 18 фее. Видеодомофон в квартире соединен с камерой на крыльце, которая показывает крупным планом лицо звонящего к вам человека либо - по вашему желанию - общий вид крыльца на фоне улицы. Иногда в минуты безделья я нажимаю кнопку общего вида, чтобы посмотреть на идущих или стоящих на тротуаре людей. Так я ищу своих персонажей - передо мной проходят все типажи - и, наверное, получаю некое ребяческое удовольствие от подглядывания с помощью техники. Словно перископ наоборот. Из своей удобной рубки я осматриваю неряшливую земную поверхность далеко внизу: туристы хмурятся над своими картами, юные девушки, слишком легкомысленные, чтобы накинуть поверх своих легких выходных нарядов пальто, бегут, обхватив себя, чтоб хоть как-то согреться, молодые щеголи в кожаных куртках, шаркающие и подталкивающие друг друга локтями, влюбленные парочки то и дело останавливаются, чтобы поцеловаться, а на них натыкаются нетерпеливые господа с «дипломатами», спешащие на Чаринг-Кросс.
Прошлым вечером, уже собираясь ложиться, я от нечего делать нажал кнопку. Разрази меня гром - на крыльце устраивался на ночлег какой-то тип! Удивительно, как это не произошло раньше, хотя на таком маленьком квадрате взрослому целиком не поместиться - ноги окажутся на тротуаре. Этот тип сидел в спальном мешке, прислонившись к одной стене и упершись ногами в другую, его голова свесилась на грудь. Молодой, с острым, лисьим лицом и длинными прямыми волосами, падающими на глаза.
Сначала я пребывал в шоке, потом разозлился. Каков наглец! Занял все крыльцо. Ни войти, ни выйти - придется через него перешагивать. Не то чтобы этим вечером я собирался выходить или входить, но мог появиться кто-нибудь из жильцов, а кроме того, разбивший лагерь бродяга снижал престиж владения. Нужно было спуститься и прогнать его, но я уже надел пижаму - не воевать же с ним в халате и шлепанцах, а переодеваться лень. Потом надумал позвонить в полицию и попросить их убрать парня, но в этой части Лондона происходит столько серьезных преступлений, что я засомневался, отреагируют ли они вообще, да еще станут допытываться, просил ли я его уйти для начала сам. Я стоял в прихожей, смотрел на расплывчатую черно- белую картинку, и жалел, что нет такой кнопки, чтобы включить еще и звук и гаркнуть в микрофон: «Эй, ты! Проваливай!», а за реакцией бродяги наблюдать по монитору. Я улыбнулся этой мысли, а потом устыдился собственной улыбки.
Эти молодые люди, которые попрошайничают и спят прямо на улицах Лондона, меня раздражают. Они не похожи на обычных бродяг и пьяниц, грязных, вонючих, оборванных. Новые скитальцы обычно очень хорошо одеты и экипированы - чистенькие куртки, джинсы и мартинсы, а толстые стеганые спальные мешки оказали бы честь даже туристическому клубу или курсам по выживанию в экстремальных условиях. Но в то время как обыкновенные бродяги скрываются, словно насекомые, в темных, заброшенных местах, например под железнодорожными мостами или вблизи мусорных свалок, эта молодежь выбирает двери магазинов на ярко освещенных улицах Уэст-Энда или лестницы и переходы подземки, чтобы вы не могли их не заметить. Их присутствие похоже на обвинение - но в чем они нас обвиняют? Это мы выгнали их на улицы? Такие на вид нормальные, такие приличные, так вежливо осведомляются, нет ли у вас мелочи, что трудно поверить, будто они не смогут найти крышу над головой или даже работу, если захотят. Возможно, не в Уэст-Энде, но кто сказал, что у них есть право на жилье в Уэст-Энде? У меня есть, но мне пришлось его заработать.
Читать дальше