Дэвид Лодж - Терапия

- Снято! Отлично. Большое спасибо, - сказал режиссер. - Линда, дай ему подписать бумаги.

Улыбнувшись мне, Линда нацелилась ручкой на листок, прикрепленный зажимом к ее папке.

- Вы получите двадцать пять фунтов, если мы используем этот фрагмент, - объяснила она. - Будьте любезны, ваше имя?

- Лоренс Пассмор, - сказал я.

Звукооператор резко поднял голову от своего оборудования.

- Не Пузан ли Пассмор?

Я кивнул, и он хлопнул себя по ляжкам.

- Я знал, что где-то вас видел раньше. Это было в столовке «Хартленда», пару лет назад. Эй, Дэвид! - позвал он режиссера, который отправился было на поиски новой жертвы. - Угадай, кто это? Пузан Пассмор, сценарист «Соседей», - и, обращаясь ко мне, добавил: - Отличное шоу, всегда смотрю, когда бываю дома.

Режиссер медленно обернулся.

- Только не это, - произнес он и изобразил, словно стреляет себе в висок из пистолета. - Значит, это была просто хохма? - Он печально улыбнулся. - А мыто решили, что вы по-настоящему.

- Я не хохмил, - возразил я. Но думаю, они мне не поверили.

Дни проходили в медленном, размеренном ритме. Вставали мы рано, чтобы Морин могла двинуться в путь с самого утра по холодку. Обычно она приходила на место встречи к полудню. После долгого, неторопливого испанского ланча мы удалялись на сиесту и старались проспать всю дневную жару, возвращаясь к жизни лишь вечером, когда, по примеру местных жителей, выходили прогуляться, перекусить в баре и попробовать местное вино. Не могу выразить, как легко я чувствовал себя в компании Морин, как быстро мы восстановили прежние приятельские отношения. Хотя мы много разговаривали, часто нам было вполне достаточно посидеть молча, словно наслаждаясь закатом длинной и счастливой совместной жизни. Посторонние, конечно, считали нас супружеской парой или хотя бы просто парой; и персонал в гостиницах всегда чрезвычайно изумлялся, когда мы занимали разные номера.

Однажды вечером она довольно много рассказывала о Дэмьене и была, по-видимому, в хорошем настроении, даже смеялась, вспоминая какие-то его детские злоключения, а потом я вдруг услышал через тонкую перегородку совсем простенькой гостиницы, где мы остановились, как она плачет в соседнем со мной номере. Я постучался к ней и, обнаружив, что дверь не заперта, вошел. Уличный фонарь сквозь шторы на окне тускло освещал комнату. Морин, лежавшая бесформенной грудой, повернулась и села на кровати, прислонившись к стене.

- Это ты, Пузан? - спросила она.

- Мне показалось, что ты плачешь, - сказал я и ощупью двинулся по комнате, наткнулся на стул у кровати и сел на него. - Ты хорошо себя чувствуешь?

- Я рассказывала о Дэмьене, мне все время кажется, что я пережила это, а потом вдруг оказывается, что нет. - Она снова заплакала. Я взял ее за руку. Морин с благодарностью сжала мои пальцы в ответ.

- Могу тебя обнять, если это поможет, - предложил я.

- Нет, со мной все в порядке, - сказала она.

- Я бы этого хотел. Я бы очень этого хотел.

- Думаю, это лишнее, Пузан.

- Я не имею в виду ничего такого, - заверил я. - Просто обниму тебя. Это поможет тебе уснуть.

Я лег рядом с ней на кровать, поверх одеяла и простыней, и положил руку на талию Морин. Она повернулась на бок, спиной ко мне, и я пристроился позади ее пышных бедер. Она перестала плакать, дыхание ее выровнялось. Мы оба заснули.

Проснулся я не знаю через сколько часов. Ночной воздух сделался прохладным, у меня замерзли ноги. Я сел и потер их. Морин пошевелилась.

- Что? - спросила она.

- Ничего. Немного замерз. Можно я лягу под одеяло?

Она не сказала «нет», поэтому я забрался к ней под одеяло. На Морин была тонкая хлопчатобумажная ночная рубашка без рукавов. От ее тела шел приятный теплый запах, как от свежевыпеченного хлеба. Ничего удивительного, что у меня началась эрекция.

- Думаю, тебе лучше вернуться в свою постель, - сказала Морин.

- Почему?

- Оставшись, ты можешь ужаснуться, - ответила она.

- Что ты имеешь в виду?

Она лежала на спине, и кончиками пальцев я очень нежно гладил ее сквозь рубашку по животу - Салли во время беременности нравилось, когда я так делал. Моя голова покоилась на одной из грудей Морин, большой и круглой. Очень медленно, затаив дыхание, я передвинул руку, чтобы накрыть вторую грудь, как делал много лет назад на сырых темных ступеньках, ведущих в подвал дома номер 94 по Треглоуэн-роуд.

Но там ничего не оказалось.

- Я же тебя предупреждала, - сказала Морин.

Конечно, я испытал потрясение - словно карабкаешься во мраке по лестнице и обнаруживаешь, что она на одну ступеньку короче, чем ты ожидал. Я рефлекторно отдернул руку, но почти сразу же вернул ее на плоский участок кожи и костей. Через тонкую ткань рубашки я чувствовал неровный, как очертание созвездия, шрам.