Виктория Хислоп - Остров. Тайна Софии

А теперь как гром посреди ясного – вернее, уныло серого в это время года – неба объявился Николаос Кирицис и спросил, может ли он регулярно приезжать на Спиналонгу. Если бы Лапакис мог себе это позволить, он заплакал бы слезами облегчения: несколько лет ему приходилось выполнять эту неблагодарную работу в одиночестве, теперь у него появился напарник. Он знал, что, когда закончит этот рабочий день и обмоется сернистым раствором в огромном венецианском арсенале, теперь выполнявшем роль комнаты для дезинфекции, у него уже не будет этого постоянного тоскливого чувства, – кроме Афины, отныне у него есть еще и Кирицис.

– Ну конечно! – воскликнул он. – Приезжай сюда столько, сколько нужно. Не могу передать, как меня радует твое решение. А теперь расскажи, чем именно ты занимаешься.

– Чем именно? – переспросил Кирицис, сняв пиджак и аккуратно вешая его на спинку стула. – Дело в том, что некоторые участники нашей программы убеждены, что мы все ближе подходим к открытию эффективного средства от проказы. Я все еще числюсь в афинском институте Пастера, и наш директор настроен двигать вопрос вперед так быстро, насколько это возможно. Ты только представь, какие последствия имело бы появление лекарства от лепры не только для нескольких сотен обитателей Спиналонги, но и для тысяч и даже миллионов больных по всему миру – ты знаешь, как много их в Индии и Южной Америке. Человечеству удалось бы победить очередную смертельную болезнь! По моему мнению, нам предстоит еще долгий путь, но постепенно картина вырисовывается все четче – с каждым днем мы все ближе подходим к пониманию того, как можно остановить распространение лепры.

– Хотелось бы думать, что ты ошибаешься, когда говоришь о долгом пути, – ответил Лапакис. – В последнее время люди все чаще требуют, чтобы я выписывал им всякие шарлатанские средства. У островитян попросту нет выбора, и они хватаются за любую соломинку – особенно если им есть чем заплатить за лечение. Так что ты планируешь делать на Спиналонге?

– Мне нужно отобрать несколько десятков пациентов, за которыми я мог бы наблюдать в течение нескольких месяцев или даже лет. В Ираклионе моя работа ограничивалась в основном постановкой диагноза, а после этого я терял своих пациентов: их отправляли на Спиналонгу! Как я успел заметить, для них это самый лучший исход, но мне все равно нужно следить за развитием болезни.

Лапакис уже не скрывал радостной улыбки: такое распределение обязанностей в равной степени устраивало их обоих. Вдоль одной из стен его кабинета, занимая все пространство от пола до потолка, стояли ряды шкафов для документов. В этих шкафах хранились медицинские карточки всех обитателей острова, а также карточки некоторых жертв лепры, умерших в других местах. До того как Лапакис вызвался работать на Спиналонге, документацию никто не вел: лечение, которое стоило хоть какого-то упоминания, здесь не проводилось, и состояние пациентов менялось лишь в сторону ухудшения. Единственной памятью, оставшейся от первых десятилетий существования колонии, была большая черная книга, в которую записывали имя больного, дату его прибытия на остров и дату смерти. Жизнь этих людей была сведена к одной строчке в зловещего вида гроссбухе, а их кости теперь вперемешку лежали под каменными плитами в общих могилах на дальнем конце острова.

– Здесь хранятся карточки всех пациентов, которые жили на острове со дня моего первого приезда сюда в тридцать четвертом году, – сообщил Лапакис. – С прибытием каждого нового пациента я подробно описываю в карточке его состояние, а впоследствии регистрирую происходящие изменения. Карточки стоят по годам – такая классификация показалась мне наиболее разумной. Можешь просмотреть их и выбрать те, которые тебя интересуют, а к следующему твоему приезду я договорюсь с пациентами, чтобы они пришли в назначенное время.

Лапакис вытащил тяжелый верхний ящик ближайшего к себе шкафа. Ящик был полон карточками, и Лапакис жестом пригласил друга и коллегу приступить к их просмотру.

– Не буду тебе мешать, – сказал он. – Мне пора проверить, как дела в палате: некоторым пациентам нужен постоянный уход.

Вернувшись в кабинет полтора часа спустя, Лапакис увидел на полу кипу карточек. Сверху лежала карточка с именем Элени Петракис.

– Этим утром ты видел ее мужа, – заметил он. – Это тот рыбак, который вез тебя сюда.

Врачи переписали всех отобранных пациентов и кратко обсудили случай каждого из них. Кирицис посмотрел на часы на стене – очевидно, ему пора было уезжать. Перед тем как он отправился в комнату для дезинфекции – впрочем, он знал, что этот способ профилактики лепры был абсолютно бесполезным, – мужчины обменялись крепким рукопожатием. Затем Лапакис проводил коллегу вниз по улице до входа в туннель. Когда Кирицис вышел на пристань, там его уже ждал Гиоргис и лодка, которая должна была помочь ему преодолеть первый этап обратного пути в Ираклион.