Виктория Хислоп - Остров. Тайна Софии

– Именно об этом я и говорю, – повысила голос София, в очередной раз показывая зубки. – Он слишком погружен в себя. Иногда мне кажется, что он почти отгородился от внешнего мира. Я хочу поехать в Афины или Салоники – они хотя бы сообщаются с остальным миром. Там так много всего происходит, а нас здесь почти ничего из этого даже не коснулось!

София всего лишь проявляла тягу к путешествиям, вполне естественную для девушки ее возраста. Казалось, в последнее время повидать мир стремятся все без исключения ее ровесники. Однако в Марию мысли о предстоящем расставании вселяли сильный страх. Помимо опасения потерять дочь, в голове у нее вновь возник вопрос об отце Софии. Когда-то Маноли говорил то же: что Крит – всего лишь маленький островок на огромной планете и за его пределами открываются поистине восхитительные возможности. В смутной тяге Софии к путешествиям было что-то удивительно знакомое.

К июню София приняла решение: она поедет в Афины, и сколько бы ни отговаривали ее родители, в конце августа она оставит отчий дом.

Вечером накануне того дня, когда паром должен был отвезти их дочь в Пирей, Мария и Николаос сидели в саду под старой виноградной лозой, усыпанной гроздьями созревающих фиолетовых ягод. Софии не было дома. Николаос смаковал последние капли из большой бутылки бренди «Метакса».

– Мария, мы должны рассказать ей все, – сказал он.

Ответа не было. В последние несколько месяцев супруги вновь и вновь перебирали доводы за то, чтобы рассказать Софии, что они не являются ее настоящими родителями. Только когда Мария наконец признала, что Маноли вполне мог быть отцом девочки, Кирицис принял решение: София должна все знать. Поскольку существовала вероятность того, что ее отец может жить и работать в Афинах – или где-то еще, если уж на то пошло, – ей необходимо было рассказать правду. Мария и сама знала, что Николаос прав, и Софии нужно рассказать обо всем еще до того, как она уедет в Афины, но каждый день она откладывала это на потом.

– Послушай, я могу и сам с ней поговорить, – сказал Николаос. – Просто мне кажется, что тянуть дальше некуда.

– Да, да! Я знаю, что ты прав, – ответила Мария с глубоким вздохом. – Мы сегодня же скажем ей все.

Стояла теплая летняя ночь. Они сидели и наблюдали за тем, как в свете свечей подобно балеринам кружатся мотыльки. Время от времени тишину нарушал шорох очередной ящерки – ее хвост задевал сухой лист, а затем она бросалась вверх по стене дома.

«Интересно, что эти яркие звезды уготовили нашей семье?» – размышляла Мария. Казалось, звезды всегда наблюдают за ними, заранее зная содержание следующей главы их жизни.

Время шло, а Софии все не было. Но Мария с Кирицисом и не думали сдаваться и идти спать. Они просто не могли отложить то, что нужно было сделать, еще на один день. В начале одиннадцатого немного похолодало, и Мария задрожала – то ли от холода, то ли от волнения.

– Может, зайдем внутрь? – предложила она.

Время тянулось мучительно медленно, но в конце концов они услышали, как хлопнула входная дверь. София вернулась.

Когда Фотини дошла в своем рассказе до этого места, она столкнулась с неприятной необходимостью описывать чувства того, кто и сам вполне способен рассказать о собственной судьбе. Хотя Фотини, как и любой человек, понимала, что должна была чувствовать София, кто мог рассказать эту историю лучше ее, на себе испытавшей удары безжалостной правды? Ведь это София в ту августовскую ночь снова и снова безуспешно пыталась перевести дух, когда родители признавались, что они вовсе ей не родители; ведь это Софии пришлось услышать, что ее настоящей матери уже нет в живых, а о личности ее биологического отца нельзя сказать ничего определенного. Девушка знала, что больше никогда не сможет быть ни в чем уверена. Даже если бы земля разверзлась у нее под ногами, а остров Крит потрясло величайшее землетрясение, она чувствовала бы себя в большей безопасности, чем тогда.

Фотини понимала, что есть только один выход, и все, что для этого нужно, – это позвонить Софии в Лондон. Она вышла, оставив Алексис созерцать уже ставший для нее привычным вид на Спиналонгу.

Взяв трубку, София сразу поняла, кто ей звонит.

– Фотини! Это ты?

– Я. Как поживаешь, София?

– Очень хорошо, спасибо. Моя дочь Алексис заезжала? Я передала с ней письмо для тебя.

– Конечно, заезжала, и она все еще здесь. Мы с большой пользой провели время, и я сделала почти все, о чем ты просила.