Лоррен Фуше - Между небом и тобой

Мне сегодня утром делали контрольную эхокардиографию, и у них у всех был такой довольный вид… Теперь меня переведут из реанимации в обычную палату кардиологического отделения. Родители говорят, это очень хорошая новость. Я больше ничего не решаю, я только сплю, терплю, когда больно, и боюсь. Еще – вспоминаю, как Помм старалась не пустить меня к Адской дыре. В вертолете я прямо окаменела. От кислорода в горле все пересохло, мне было холодно, и я уплывала. Они хотят отнять у меня помпу с морфином, а я боюсь: вдруг теперь все время будет больно? Еще они хотят вытащить дренажи, а это вообще будет ужасно больно.

– Как ты себя чувствуешь, крошка моя, бедненькая моя?

Мама выглядит куда хуже меня, можно подумать, она не спит с того дня, как я упала.

– Почему Помм не разрешают ко мне прийти?

– Потому что из-за нее ты прикована к постели.

Я чуть не вскочила и сморщилась: стоит пошевелиться – сразу все прямо горит.

– Неправда! Она спасла мне жизнь! – Я чуть не плачу

– Ты имеешь в виду, она чуть тебя не убила?

Мама сидит на краешке кровати, я хватаю ее руку и жму изо всех сил, хотя от этого становится трудно дышать. Как же она не понимает, что Помм заменила стрелу Таши!

– Она не дала крови из моего сердца вылиться!

– Она заставила тебя спускаться по опасной тропе, тебе самой такая дурацкая идея не пришла бы в голову.

– Наоборот! Она хотела меня отговорить, по-всякому отговаривала, а я ее не послушалась и упала. Я сама во всем виновата.

Мама бледнеет.

– Но она же ничего не сказала, когда я ее обвинила!

– Потому что Помм не ябеда.

– Надо же было оправдаться!

– И выдать меня? Никогда! Она моя старшая сестра, и она меня всегда защищает.

Я волнуюсь, от этого тянет шов и болят ребра.

– Грэмпи тоже меня спас, он помешал доктору прогнать Помм, когда она заткнула пальцами дырку в моем сердце.

Мама начинает ломать руки.

– Я обвиняла Помм точно так, как моя мать когда-то обвиняла меня! Сара права: Помм нейтрализовала дурное пожелание… проклятие моей матери… И Помм десять лет, как Танги…

Не понимаю, о чем мама говорит. Глаза у меня слипаются.

– Я посплю, мам. Мне так повезло с сестрой… Ты была единственной дочкой, тебе не понять.

Глаза у мамы как-то странно блестят. Она говорит, что у нее срочное дело, и убегает.

Приходит медсестра Катрин с целым подносом всего медицинского, и я просыпаюсь.

– Вытащу у тебя дренажи, и поедешь в кардиологию, – говорит она весело.

– Пусть лучше остаются, их очень больно вытаскивать!

– Что верно, то верно, не хочу тебя обманывать, это было бы предательством, но у нас нет выбора. Сейчас получишь дополнительную дозу морфина, немножко поплывешь, а я вернусь через шесть минут. В твоей новой палате у тебя будет телевизор, и туда сможет прийти твоя сестренка.

Когда боишься, шесть минут тянутся очень долго. Хорошо еще, что мамы тут нет, с ней было бы только хуже. Возвращается Катрин, она в перчатках, готовит перевязку.

– Начинаю, Шарлотта. Вдохнешь поглубже, потом задержишь дыхание, ладно? Ты готова? Теперь вдыхай!

Вдыхаю. Задерживаю дыхание. Она вытаскивает трубки очень быстро, это очень-очень больно, теперь я даже и не могла бы вдохнуть. Хотелось бы крикнуть, но и кричать не могу. Это самая сильная боль, какая только бывает на свете, я падаю в Адскую дыру, это очень… очень…

– Вот и все. Ты молодчина, браво.

– Все, – повторяю я, обливаясь потом. И проваливаюсь в сон.

Шарлотта уже не в реанимации, у нее белоснежная палата. Сижу в пластиковом кресле, оно, стоит мне шевельнуть задом, попискивает. Дочка открывает один глаз, потом другой, осматривается, удивляется:

– Они что, перевезли меня, когда я спала?

– Ну да.

Она смотрит на трубку, которая раньше, в реанимации, шла от катетера к помпе, и помпы с морфином не видит.

– А если мне будет больно?

– Тебе вводят обезболивающее через капельницу. А если окажется мало, попросим увеличить дозу. Через сорок минут у меня поезд, уезжаю в Париж, но там только забегу на работу и сразу вернусь к тебе. А мама останется тут, не бойся, мы тебя не бросим.

Шарлотта крутит головой. Прямо как птенчик, упавший из гнезда.

– Тебе было очень больно, когда удаляли дренажи?

Медсестра мне сказала, что дочка держалась так мужественно…