Сьюзен Хилл - Я в замке король

Хупер спускался дальше, очень осторожно прошел мимо, чтоб даже джинсами не задеть. Где-то прошмыгнула мышка, по полу, под дверь.

Хупер ушел, и спустился еще на марш, и прошел по коридору в парадную часть дома. Киншоу услышал, как открылась и хлопнула дверь. Еще где-то, на кухне наверное, включили по радио музыку.

Он потом еще долго так сидел.

Тропка вела по неровному полю за домом, а дальше были опять поля и поля, они выгибались так и сяк, и вдали взбивались бугры, будто много-много подушек. Милях в двух была Крутая чаща, она взбегала на гору. Из-под нее полоска кустарника сваливалась вниз, в настоящий лес.

Это на западе. На восток от «Уорингса» был только поселок Дерне, а потом ровная пашня до самого шоссе.

Киншоу все это уже выучил по карте, подробно, дюйм за дюймом, еще перед тем, как им сюда ехать. А видеть пока ничего не видел, ходил только чуть-чуть вдоль газона и стоял у ворот.

Сегодня он решил погулять. Они больше недели тут прожили, ему надоело торчать в доме под носом у Хупера. Он прошел мимо тисов и возле рощи помешкал. Большие черные тени загораживали вход, и через несколько ярдов начиналась тьма. Кервель и злая крапива, чуть не с него ростом, не давали пройти.

Он отступил, обогнул рощу, вышел к краю поля. И пошел.

Сперва поле поднималось в гору. Палила жара, трактор провел в земле огромные борозды, и борозды запеклись, протвердели на солнце, так что он то и дело спотыкался. Он норовил ступать между бороздами, но трава была вся в колтунах от щавеля и репья, и ему кололо ноги через сандалии.

Киншоу не оглядывался. Он нагнул голову и шагал не спеша, отсчитывал – топ-топ, топ-топ. Ему было все равно, куда идти, только подальше от этого дома, от Хупера. Лишь бы убедиться, что здесь южно побыть одному. Он перелез через плетень. На третьем поле росла густая пшеница, почти спелая.

Он поискал тропинку. Но не увидел ни одной, даже по краю поля. Потом он заметил узкий проход наискосок. Он по нему пошел. Пшеница была по пояс. Но скоро стало ясно, что тут просто кто-то уже проходил или пробежал зверь. Пшеница примялась. Киншоу стал. Вдруг увидят – наверное, нельзя топтать хлеб. Лучше вернуться.

Это поле было на пригорке. Он стоял в самой середине, а солнце пекло. Он чувствовал, как пот течет по спине и затекает вниз, к ягодицам. Лицо у него горело. Он сел, хотя стерня кололась сквозь джинсы, и оглядел темный строй деревьев на краю Крутой чащи. Казалось, будто они рядом – каждая веточка видна. Поля вокруг затаились.

Сперва, когда увидел ворону, он на нее и внимания не обратил. Мало ли ворон. Эта припадала к колосьям на громадных мохнатых черных крыльях. Но она вдруг взмыла, покружила в вышине, потом метнулась вниз и села совсем близко, и вот тогда он ее заметил. Он разглядел черные перья у нее на голове – они блестели между светлых, как масло, колосьев. Потом она поднялась и покружила и опять спустилась, но уже не села на землю, а стала стучать крыльями у него над головой, как будто кто-то бьет друг о друга два куска кожи. Он в жизни не видел таких больших ворон. Когда она спустилась в третий раз и каркнула, он и клюв разглядел. Внутри он был красный, а глазки у вороны сверкали.

Киншоу вскочил и замахал руками. Птица отпрянула и поднялась выше. Он быстро, не оглядываясь, зашагал по тем примятым колосьям, напролом. Чего бояться какой-то несчастной птицы, что она ему сделает. Но так далеко от всех, на высоком поле он как будто остался на свете один.

Сперва он слышал только, как шелково шуршат колосья и как их негромко рубят его собственные шаги. Потом птица шумно снизилась и закружила у него над головой, обдавая ветром. Клюв распахнулся, и из красного нутра покатилось хриплое «кар-р-р».

Киншоу пустился бегом – он уже не боялся топтать пшеницу, только бы поскорей добраться до соседнего поля. Наверное, пшеница у вороны вроде продуктового склада, и его приняли за грабителя. Может, тут целый полк этих ворон, и они, того гляди, на него налетят. Значит, надо скорей на траву, скорей на траву, и тогда все в порядке, он спасен. Неизвестно ведь, может, она подумала, что он зверь и ее выслеживает.

Бежать было трудно, мешали густые колосья, он разгребал их руками. Но вот он добрался до плетня и перелез через него и прыгнул на траву по другую сторону. Пот ручьями тек со лба и попадал в глаза. Он посмотрел вверх. Ворона его настигала. Он снова побежал.

Но и тут бежать было трудно из-за проложенных трактором борозд. Он прыгал раскорякой, изо всех сил расставлял ноги и сперва как будто передвигался быстрей. Ворона опять снизилась и, когда взмыла, ударила Киншоу черным крылом. У него вырвался сухой всхлип. Потом левая нога съехала в борозду, и он повалился ничком.