Сьюзен Хилл - Я в замке король

– Ты останься, приляг тут до обеда.

Но Фенвик сказал:

– Нет, ничего, спасибо, – и встал и заковылял к двери. Киншоу шел за ним до класса, а Фенвик его не замечал, он спешил и не оглядывался. Локти и коленки у него были залеплены пластырем телесного цвета.

Вечером он оказался за соседним умывальником.

– Фенвик!

– Чего?

– Ну... Ну как ты? Больно?

Глаза у Фенвика сузились. Он сказал:

– Отстань, дурак.

И ничего больше.

Ночью Киншоу думал: вот как надо, вот как. Но после он держался от Фенвика подальше, он знал, что у самого у него никогда так не получится, он пробовал, но все насмарку. И сейчас – целое лето пошло у него насмарку, тут уж ничего не поделаешь. Разве легче, если и Хуперу тоже не повезло, Хуперу-то что, у него свои законы, Хупер – трус, но он всегда выкрутится, соврет, и ничего ты ему не сделаешь, и ничего ты не докажешь, Хупера не перешибешь.

– Чарльз, знаешь что, детка? Будет очень мило, если ты купишь подарочек Эдмунду из своих карманных денег.

– Зачем?

– Странный вопрос! Ручаюсь – если б с тобой такое стряслось и ты лежал бы в больнице один-одинешенек, тебя бы порадовал подарок от лучшего друга.

– Никакой мне Хупер не лучший друг.

– Ну ладно, допустим, ты его не так давно знаешь. Конечно, у вас, у мальчишек, на этот счет свои понятия! Но...

Киншоу вскочил. Он даже «Сложи картинку» скинул на пол.

– Слушай, да какой он мне друг, я ненавижу Хупера, я тебе сто раз говорил! Он как маленький, и он гад, я ненавижу его, лучше бы мне его в жизни не видеть, лучше б он умер!

Так и есть, она тут же ушла. Он опустился на корточки и стал собирать куски картона, внимательно, не спеша. В окно падал широкий сноп света. Немного погодя он бросил картинку и лег на спину в этот сноп. Он закрыл глаза, и солнце нагревало ему веки. Он думал: вот так хорошо, так хорошо...

Целую неделю они его не трогали. Шел дождь, а он делал модель спиральной горки из посеребренного картона. Она была как башня форта. Катались с нее шарики – кладешь сверху шарик, и он крутится – катится по винтовому спуску, пока не докатится донизу и не попадет в желоб. А там он выкатывается через такую дверцу на разводной мост, и мост поднимается. Наверху Киншоу вывесил флаг. Замечательная вышла модель и действовала отлично. Здорово, что он все смастерил сам. Миссис Боуленд поила его, кормила, иногда леденцы давала. Все было хорошо.

«Да нет, это глупости просто, – думала миссис Хелина Киншоу, – и, конечно, еще истерика после шока. Мало ли что он болтает. Расстраиваться не следует. Ему всего одиннадцать лет, и чего только он не пережил, это тоже надо учитывать. Не стоит огорчаться».

Мистер Джозеф Хупер сказал:

– Дети иногда сами не понимают, что говорят, – и она в душе поблагодарила его за твердость, за уверенный тон. А мистер Хупер подумал, в свою очередь: «Возможно, я еще кое на что гожусь, возможно, я кое в чем не так уж плохо разбираюсь. Я было совсем утратил веру в себя, а она меня приободрила, я ей должен быть очень признателен».

Он сказал:

– Не забывайте, у вас своя жизнь. Нельзя посвящать себя исключительно интересам сына. Вам надо и о себе подумать.

– Да, – сказала она, – да. – И она позволила себе немного разнежиться, предаться мечтам.

– Наши дети поладят, все будет хорошо, за детей нечего беспокоиться.

«Ну вот, – думала она, – я заменю Эдмунду мать, насколько возможно, я постараюсь не делать между ними разницы, мы заживем одной семьей». Она остановила машину возле торговых рядов и купила бумаги и карандашей и коробку домашних конфет.

Киншоу долго лежал на полу в гостиной, он ни о чем не думал, почти дремал. В доме стояла тишина. Сперва ему обидно было, что его бросают на миссис Боуленд. А теперь ничего, теперь он опять привык один. Зато никто не лезет.

Солнечный луч сместился, тепло и яркость уползли с лица. Он встал и начал разбирать сложенную картинку, очень осторожно. Кусочки он клал обратно в коробку. Игра была Хупера. Киншоу вошел к нему в комнату и взял ее, а теперь жалел, теперь он хотел поскорей отнести ее обратно, потому что Хупер догадается, если даже точно на то же место отнести – он все равно обязательно догадается. И дернуло же его войти к нему в комнату, что-то взять... Вот уж глупость. Он отнес коробку обратно.

Он спустился вниз и минутку постоял в холле. Слышно было, как миссис Боуленд на кухне чистит овощи. Киншоу побрел за дверь, по аллее, а потом налево, по тропке. Палила жара. Он поднял с земли палку и стал сбивать макушки купыря. Он думал: здорово, здорово, пусть бы так и осталось. Он успокоился. Ни про что страшное, про то, что будет, не хотелось думать. Над головой у него то взмывали, то ныряли, то белым, то черным мелькали ласточки.