Владимир Торчилин: Университетская история

— Дело не в том, кто подсказал или не подсказал, — неожиданно резко перебил декана адвокат университетский — а в том, что у нее для подобных требований есть полное моральное и юридическое право!

— ...она требует от руководства университета, — продолжил декан, сделав вид, что не заметил реплики адвоката, — единовременной выплаты пятидесяти тысяч долларов в качестве компенсации за моральный ущерб, предоставления четырехмесячного оплаченного отпуска для поправки подорванного вашим, гм, вниманием здоровья и... — тут декан несколько замялся и почти извиняющимся тоном закончил — ...вашего немедленного увольнения, чтобы оздоровить университетскую атмосферу и обезопасить от ваших возможных, гм, домогательств других сотрудниц. Так что ситуация складывается сложная не только для вас, но и для всего факультета и даже для университета в целом. Вряд ли ректорат отнесется к возможности неприятной шумихи вокруг этой истории с удовольствием. Так что мы очень хотели бы услышать от вас хоть что-то, что помогло бы нам сделать ситуацию менее болезненной для всех.

У Андрея потемнело в глазах. Жалобы, тысячи, увольнение, домогательства так перепутались в его неподготовленном к такому повороту событий уме, что через них не могла пробиться и самая махонькая законченная мыслишка. Он понимал, что декан дает ему возможность предложить еще какую-нибудь свою трактовку событий, более убедительную, чем прозвучавшая раньше, но не мог даже заговорить. Неожиданная помощь пришла оттуда, где Андрей менее всего рассчитывал ее получить — подал голос представлявший сексуальную комиссию Берт.

— Господа, — спокойно произнес он, — какой бы неприятный вид ни имела вся эта история, я думаю, что мы должны согласиться с тем, что для доктора Левина ситуация сложилась совершенно неожиданная. Что бы ни происходило на самом деле, но, по крайней мере, мне на основании моего многолетнего опыта представляется, что сам доктор Левин видел происходящее несколько по-другому. Поэтому неудивительно, что сейчас он не готов к тому, чтобы серьезно обсуждать сложившееся положение. Давайте продолжим этот разговор через день-другой, тем временем проинформировав проректора и заверив доктора Трот и ее адвоката, что все необходимые меры по ее жалобе уже принимаются. А вам, доктор Левин, я бы посоветовал хорошо продумать свою позицию и даже, пожалуй, посоветоваться с адвокатом, а то и нанять кого-нибудь на всё время разбирательства.

Хотя Джин и пыталась что-то возражать, но, в общем, предложение Берта всех устроило, и после сверки календарей и списков предстоящих дел, решено было встретиться в этом же кабинете в первые дни после выходных, что давало Андрею, как минимум, три рабочих и два свободных дня для подготовки к следующему разговору. При этом на декана была возложена ответственность за доведение жалобы до сведения проректора, а университетский адвокат должен был переговорить с Деборой. Все поднялись. Декан протянул Андрею руку. Андрей пожал ее, одновременно и переживая за свою вспотевшую ладонь и удивляясь тому, какие мелкие тревоги приходят в голову, когда речь идет о всей его дальнейшей судьбе. С остальными он попрощался кивком и пошел к двери. Секретарша даже не подняла голову, когда он проходил мимо, — о причине встречи она несомненно знала, а Дебору на факультете все любили, так что и здесь он получил свою порцию презрения.

В свой кабинет он, не желая видеть никого из сотрудников, которые, как он предполагал, вполне могли уже быть в курсе дела, даже не стал заходить, благо ключи от машины и от дома были в кармане. Надо было как-то собраться с мыслями, и он медленно пошел через парк университетского городка к стоянке, где оставил сегодня свою машину, чувствуя, как несильный теплый ветерок подсушивает омерзительный пот на спине. Думалось плохо. А потом перестало думаться вообще.

Он шел прямо по траве, не замечая дорожек, бессознательно обходя кусты и деревья, пачкая землей свои обычно аккуратно вымытые белые кроссовки, — хоть и не самая профессорская обувь, но ему так было удобнее, да, в общем-то, в их почти по-домашнему уютном университете никто на это особого внимания не обращал. Пару раз ветки хлестнули ему прямо по глазам, но он этого даже не почувствовал и немного опомнился, лишь когда прямо у него из-под ног с возмущенным гаканьем дернулся и полуотбежал-полуотлетел здоровенный серо-коричневый канадский гусь. Тут уж никакие неприятности не помешали ему заметить тугое и сильное тело птицы с маленькой изящной головой на напрягшейся длинной шее — красота живого пробила погруженность в заботы, и он, уйдя на мгновение от мыслей о только что происшедшем разговоре, неожиданно вспомнил, как когда-то даже в тяжелом похмелье (к слову, случавшемся в России не в пример чаще, чем в не шибко пьющей американской глубинке) он всегда оказывался способным заметить и даже полюбоваться безумствовавшими в их московском дворе красавцами-голубями, которых держал в стоявшей во дворе высокой клетке и одержимо гонял редкий уже по тем временам немолодой голубятник из соседнего подъезда. А тут целый гусь — и не в небе или в клетке, а прямо под ногами!