— Чувствую я себя сносно. Лекарства, правда, у меня отобрали. Так что лечиться придется уже после выхода.
— Вы плохо понимаете свое положение, — вкрадчиво сказал Пономарев. — Вы думаете, что дней через десять окажетесь на свободе? Все гораздо серьезней. Я могу выписать ордер на Ваш арест. И тогда на волю Вы выйдете — если выйдете! — лет через пять-семь. Но я могу этот ордер и не выписать.
— Чего же Вам надо?
— Совсем немногого. Почти ничего. Нам известно, что Ваша Ната…
— Наталья Сергеевна, — поправил Пономарева Костя. Он закашлялся и ухватился руками за край стола. — Не извольте фамильярничать!
— Вам опять нехорошо? Так вот, Наталья Сергеевна хранила у себя архив «Хельсинкской группы». И список так называемых политзаключенных. Мы знаем, что она отвезла эти бумаги к Вам.
— Вы сами проводили у меня обыск. Ничего подобного у меня нет.
— Значит, Вы успели эти документы кому-то отдать. Я даже предполагаю кому.
— Неужели они отследили визит Игоря? — мелькнуло в Костиной голове.
— Эти бумаги мы все равно найдем, — продолжал Пономарев, — и тогда их хранителям не поздоровится. Но мы не кровожадны. Мы даем Вам возможность спасти не только себя, но и их.
— Куда клонит Пономарев? — подумал Костя. — Мне он представился следователем прокуратуры. Но, похоже, он из совсем другого ведомства. Впрочем, чекисты есть повсюду.
— Сделаем так. Мы вместе съездим к тому, кому вы передали эти документы. Вы скажите, чтобы он их нам отдал. Даю честное слово, ни один волос не упадет с его головы. А мы не станем возбуждать дело по поводу сочиненной Вами антисоветчины.
Слегка наклонив голову, Пономарев исподлобья уставился на Костю своими голубыми буравчиками. — Так согласны ли Вы нам помочь?
— Я стал бы презирать себя, если бы поддался на Ваш шантаж.
— Жаль, жаль. Хотя другого ответа, по правде говоря, я от Вас и не ожидал. Только учтите, что и против Натальи Сергеевны у нас достаточно материала. Ее судьба теперь тоже зависит от Вас. Поразмыслите об этом на досуге. Через несколько дней я еще раз навещу Вас.
Пономарев взял со стола картонную папку, уронив на пол ингалятор. Поднял его с пола, повертел в руках, еще раз посмотрел на Костю и положил трубочку в карман. Потом вызвал милиционера, который отвел Костю обратно в камеру.
Помещенных в КПЗ «пятнадцатисуточников» днем вывозили на работу, чаще всего на уборку улиц или подсобниками на стройку. Но Костю, то ли из-за болезни, то ли по распоряжению его куратора от КГБ, оставляли в милиции и выводили из камеры только на оправку. Да давали часок погулять во внутреннем дворике отделения. Оставаясь один, он пытался обдумывать свое положение. Но приступы удушья следовали один за другим, мысли его были нечетки, странно путались и двоились.
— Как отвести опасность от Наты? — Костя стал ходить по камере взад-вперед, но вскоре снова присел на настил, упершись в его край ладонями. — Но каков сюрприз для Наты в самый канун нашей свадьбы! Интересно, знал ли Пономарев, что в субботу у нас должна была состояться регистрация?
— Его угрозы Нате выглядят вполне реальными. А она так беспечна по отношению к себе. Когда я выйду отсюда, надо будет с ней серьезно поговорить…
— Но почему за все время, что я здесь, меня ни разу не посмотрела даже медсестра? Безобразие! — Костя подошел к двери и забарабанил по ней кулаками.
— В чем дело? — спросил, подойдя, дежурный.
— Мне плохо. Позовите врача.
— Медсестра была с утра. Никакого вызова к Вам записано не было. Теперь ждите до завтра.
— Верните мой ингалятор!
— Отобранное при задержании хранится у нас под замком. Вам все вернут при освобождении.
Дежурный отошел от двери.
— Разве от них чего добьешься? — подосадовал Костя. — Обдумаю лучше то, что мне сказал Пономарев. — Он снова опустился на деревянный настил.
— Конечно, нельзя верить ни одному обещанию этих уловителей душ и охотников за словом. Но в этот раз, пожалуй, обманывать не в их интересах. Зачем им арестовывать Нату, привлекать к ответственности Игоря, если они получат список и документы Хельсинкской группы? Им выгодней спустить дело «на тормозах». Может, и меня они тогда выпустят?
Костя зашелся в приступе мучительного кашля. — Как душно в камере! — подумал он. — И лампочка почему-то почти не светит. — Опустившись на лежак, он забылся в тревожном полусне.
— Садитесь. Так что же Вы решили? — спросил Пономарев. Морщины нотными линейками исчертили его лоб.
Читать дальше