Леонард Терновский - Письма (Без вас мне одиноко)

Небольшая стопка конвертов и открыток. Но сколько воспоминаний, мыслей и чувств они во мне воскрешают! Каждое из них я перечитывал множество раз. И они были мне радостью и поддержкой в трудные для меня годы.

Они написаны близким и родным мне человеком, Софьей Васильевной Каллистратовой. Человеком деятельной любви и открытого сердца. Человеком, бывшим высоким нравственным примером для знавших ее. Человеком, воистину ставшим для меня названой матерью, чьей многолетней любовью и дружбой я горжусь. Эти письма обращены ко мне. Но каждый раз чужие, враждебные глаза читали их раньше меня. Чужие, недобрые люди листали их, стремясь проникнуть между строк, выискивали скрытые намеки, быть может, делали выписки или копировали. И только потом, в распечатанном виде, отдавали их мне.

Первое из них дошло до меня в феврале 1981 г. Адрес на конверте: «Саранск Мордовской АССР. Учр. ЖХ-385/12». И красными чернилами в углу кем-то приписано: «10-й отряд». Прошло чуть меньше двух недель, как меня привезли в этот лагерь и я снова обрел право отправлять и получать письма. Только утром меня из карантина определили в 10-й отряд и сегодня в первый раз вывозили на работу. И вот вечером по возвращении в барак — письма! Три сразу. От жены, от родных и третье — от Софьи Васильевны.

…Мы познакомились, должно быть, году в 70-м. Сказалось ли тут присущее Софье Васильевне душевное обаяние? Ее деятельная доброта и несогласие мириться с чинимой несправедливостью? Общий ли круг друзей и общая постоянная тревога за них? Или некое душевное сродство? Перст судьбы? Или все это вместе? Только очень скоро и как-то незаметно Софья Васильевна стала для меня — и для всей моей семьи — близким, своим и совершенно родным человеком.

В то время я работал рентгенологом в одной из московских клиник. Года за два до знакомства с Софьей Васильевной я вступил на диссидентскую стезю, подписав несколько правозащитных писем. До поры меня не трогали. Допросы, «беседы», обыски — все эти предупредительные «звоночки» были еще впереди.

С. В. Каллистратова, 1988

Софья Васильевна была на четверть века старше меня. Блистательный и известный адвокат, она за свои смелые и независимые выступления на судах была уже лишена «допуска» к процессам с политической подкладкой. И тем не менее осталась «коронным» адвокатом правозащитников. Каждый из нас, у кого возникали «проблемы», спешил к Софье Васильевне «на огонек», чтобы там, «на Воровского», в ее никогда не запиравшейся комнате в коммуналке услышать за чашкой чая четкий юридический разбор своего «случая», получить мудрый совет, составить нужную бумагу. И просто почувствовать столь необходимые всем нам сочувствие и поддержку.

Сочувствие и поддержка стократ необходимы в лагере. Так важно знать, что на воле о тебе помнят, беспокоятся, заботятся. И вот я достаю из конверта письмо — и теплая волна нахлынула на меня от первых же его строк: «Дорогой мой названый сын Леонард, здравствуйте! Ваше письмо тронуло меня до слез (хотя, Вы знаете, — я не плакса). Горькая радость — но все-таки радость (!) читать Ваши строки после такого длительного перерыва, после полной разлуки с Вами. Дал бы Бог мне дожить до радости встречи с Вами и с Танечкой…» (Дожить до радости встречи нам довелось. Мне — в апреле 83-го. А с Танечкой — Татьяной Великановой — мы увиделись лишь в начале 87-го, когда она, уже отбыв свой лагерный срок, приезжала из ссылки в Москву для встречи со своей безнадежно больной сестрой.)

«Я уверена, что Вы будете вести себя достойно, но благоразумно. Я всегда держалась того мнения, что вернейшим способом сохранить чувство собственного достоинства является пунктуальное соблюдение всех формальных, т. е. законных правил режима». (Увы, в лагере пунктуальнейшее соблюдение всех правил режима часто не помогает. На собственном лагерном опыте мне не раз пришлось убеждаться в этом. Стоит администрации захотеть — «постановления» и взыскания посыплются как из рога изобилия. И все-таки Софья Васильевна права — не следует заводиться или конфликтовать по пустякам. Сочетание выдержки, дисциплинированности и соблюдения достоинства в лагерных условиях оптимальны.)

«Ваша Людмила держится гораздо лучше, чем я ожидала… Стремится всем помочь, чем только может. У нее действительно большая, добрая, отзывчивая душа». (Я знаю, это воистину так. Дай, Боже, тебе силы и терпения, моя милая!)