— Чтобы обеспечить хотя бы простое воспроизводство населения, каждая семья должна иметь как минимум два с половиной ребенка. Так что никакого долга она не выполнила… родила для своего удовольствия и чтобы перед другими… — “бабами”, чуть не сказал он, — …женщинами не было стыдно, а ему мучиться всю жизнь.
— Ну почему обязательно мучиться? — резко сказала Лариса.
— Как это — с половиной? — изумленно-весело спросила Евдокимова.
— Не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку, — сказал Евдокимов и засмеялся, дружелюбно глядя на Андрея Ивановича.
— Ну что ты глупости-то говоришь, — укоризненно сказала Евдокимова.
Андрей Иванович как-то тоскливо, виновато остыл. Он вдруг вспомнил Кирюшу (как его все называли), слесаря из институтской мастерской, изготовлявшего модели для аэродинамиков. Кирюша был маленький, худой, бесхитростный до недалекости человек лет тридцати пяти; у него было трое детей, жена не работала, и жилось ему очень трудно. С раннего утра до позднего вечера он сидел у себя в подвале, ремонтируя в свободное от модельной работы время (а такого времени у него становилось всё больше и больше) разную домашнюю всячину. Иногда им случалось вместе курить. Однажды Кирюша сказал: “А я бы сейчас еще одного заделал… первенец-то у меня умер, — да жена не хочет”. Андрей Иванович изумился: “Как?…” — “А чего? Пусть живет, радуется. Мать жила, чтобы мы радовались, теперь мы для них. Этот, как его… смысл жизни”. У него было серое угловатое медленное лицо и застенчивая улыбка.
— Теоретически хватило бы двух, — неохотно ответил Андрей Иванович. — Но есть одинокие, бездетные, часть детей умирает… отсюда и получается половина. Практически надо иметь троих, тогда будет прирост.
— Вот так так, — сказала Евдокимова. — Я двоих родила, и получается мало.
— Вымираем потихоньку, — бодро сказал Евдокимов.
— Не так уж и потихоньку, — сказал Андрей Иванович. Благодушие Евдокимова его и изумляло, и злило. — По миллиону в год.
— Ужас какой, — покачала головой Евдокимова. — А ты-то, мать, что себе думаешь? Из-за таких, как вы с Танькой, и вымрем все… как динозавры.
Лариса махнула рукой.
— Вымрем так вымрем… Стрельцов вон говорит, что мы недостойны жить.
Евдокимова засмеялась.
— Что это ты, Андрей?
— Раз уже живем, куда денешься, — сказал Евдокимов, улыбаясь Андрею Ивановичу. Андрей Иванович растянул губы и положил себе на тарелку один, второй, третий … (“хватит!”) кружок колбасы. Евдокимов потянулся к бутылке.
— Налить вам?
— Мне красного, — сказала Лариса.
— А мне вермута, — сказала Евдокимова.
— Андрей?
— Я не буду.
— Ну, давайте за детей, — сказала Евдокимова. — Андрюша, выпей за детей.
— Нет, спасибо… Что у них, от этого здоровья прибавится?
— Ой, какой ты зануда стал!
Лариса и Евдокимова чокнулись и выпили. Евдокимов не пил. Андрей Иванович съел колбасу. Он утолил голод, и тоска в его душе сменилась каким-то раздраженным неудовольствием.
— У тебя Евдокимов золото, — сказала Лариса. — Жена пьет, а муж нет.
— Я за рулем, — сказал Евдокимов.
— Ну уж и золото, — сказала счастливая Евдокимова.
— Да! — а ты знаешь, что у Ольгиного мужа джип угнали?
Евдокимова всплеснула руками. Евдокимов перестал улыбаться и покачал головой.
— Прямо у офиса, средь бела дня. Он стоял у окна, курил… и вдруг видит — его джип уезжает! До сих пор не нашли.
— И не найдут, — сказала Евдокимова. — Разве они ищут?
— Теперь этот муж будет воровать в два раза активнее, — не выдержал Андрей Иванович. — На новый джип.
— Что ты болтаешь? — сердито сказала Лариса. — Он работает, почему воровать?
— А что, можно заработать на джип?
— Люди зарабатывают.
— Это не люди, а нелюди, — отрезал Андрей Иванович — и только тут осознал, что говорит это при Евдокимовых, большая красивая иномарка которых, может быть, стоит не меньше джипа… С ожесточением махнул про себя рукой.
— Ты рассуждаешь, как люмпен, — с нарочитой снисходительностью сказала Лариса и потянулась к тарелке с ветчиной.
— Люмпены — это ваша власть, — взъярился Андрей Иванович. — Элита! Это не элита, а г… нации!
Настя прыснула в кулачок. Евдокимов засмеялся. Андрей Иванович опомнился. Лариса со стуком положила вилку на стол.
— Ты что, совсем одурел? Что ты говоришь при ребенке?
— Да ладно, что вы из-за ерунды-то, — сказала Евдокимова.
— Настя, иди в другую комнату, сложи пазл, — сказала Лариса. — Нечего тебе тут сидеть.
Читать дальше