Звук, похожий на стон, прервал старухины майсы. Семен, отвернувшись от бабки, изо всех сил закрывал рот рукой; тщетно пытаясь остановиться, кусая губы, давился от смеха.
— Что ж тут смешного, не могу понять! — обиделась бабка.
Семен уже собрался что-то ответить, но тут в комнате появилась Ирка. Отдышалась, прислонившись к косяку. Дрогнув ресницами, произнесла:
— Всем — гут шабес.
Казалось, давно умершая красавица Геня, превратившись в подростка, заглянула в оставленный дом поздравить семью с приближающейся Субботой.
Ревекка, как всегда, встретила внучку ворчанием.
— Появилась, наконец-то. Где тебя носит, горе мне такое? Опять с хосеном своим встречалась?
— С хосеном, с хосеном, успокойся, — Ирка, не разуваясь, прошла в комнату, уселась за стол. — Есть что-нибудь съестное?
— Ты что же боты не сняла, горе мне такое? Зося убирает, убирает…
Зося поднесла к столу казан, навалила в миску картошки. Украдкой поглядывая на Ирку, поняла, что та чем-то необычайно взволнована, но, хорошо зная младшую сестру, ждала, что та сама сейчас все расскажет.
Так и случилось. Ирка, рассеянно поводила по миске деревянной ложкой, положила обратно на стол.
— Хотите новость? — голос ее дрогнул.
— Что такое?
Нервным движением Ирка отодвинула миску.
— Машина только что приезжала. Не немцы: литовцы, вроде бы, или хохлы. Забирали у промартели евреев — набрали целый грузовик и опять поехали. В сторону Акапони.
Зося схватилась за сердце, побледнела.
— Ты сама видела?!
— Я видела, как Микунисов брали и Меира-хромого. Сама еле успела спрятаться! — Ирка уже не скрывала волнения. — А Ося как раз к дяде собирался, это прямо возле Микунисов… И дома у них — и у дяди его — не открывает никто!
Все молчали. Слышно было, как отчаянно бьется об оконное стекло муха, да за стеной безутешный плачет ребенок.
— Только этого не хватало, — Ревекка испуганно повернулась к старшей внучке. — Зося, ты слышишь? Мы сегодня же идем к твоему Сергею…
— Идите, куда хотите, а мне и тут хорошо, — не совсем твердо ответила Зося.
4
В землянке, вырытой в глуши леса, сидели вокруг костра партизаны. От едкого дыма махорки, смешанного с дымом костра, воздух казался синим. Василь Стецкевич, лысоватый, немолодой уже белорус, щурился на прыгающее перед глазами пламя, ронял неторопливо слова:
— Нет, братцы, как хотите, а если б не чудо, не сидел бы я тут с вами. У Ласовского патроны кончились, у меня на исходе. И как увидели рожи их перед самым носом… Короче говоря, врать не буду, чуть мы с Ясиком оба в штаны не наложили. Ясик, тот по-латинскому что-то затараторил, а у меня ладанка на шее висела с молитвою, так я за нее схватился, а сам бормочу: “От стрелы, летящая во дни, от вещи, во тъме преходящая, от сряща и беса полуденного”…
— От кого, от кого?! — перебил кто-то из партизан. — От “сряща”? Это как понимать-то?
— А как хочешь, так и понимай. Так в псалме сказано. — И Стецкевич продолжал: — Ну вот, только я молиться начал, слышу: как будто из-за дерева — а за нами вяз был — человеческий голос: “А ну лезьте сюда!” Удивляться некогда было, заскочил я на дерево, а там, наверху — дупло до самого дна. Я туда, а на меня Ясик — прямо на плечи. Сидим, затаились, у меня аж дух сперло …
— Еще бы, — вмешался в рассказ маленький рябой партизан Сымон Бошняк, — если Ясик на плечах-то сидит. Задница ить у Ласовского покрупней, чем у твоех жены и любушки вместе взятых.
Партизаны заулыбались.
— Лыбьтесь, лыбьтесь, — сказал Стецкевич беззлобно. — А нам с Ясиком не до улыбок было. Мы немцев в двух шагах от себя слышали. Дышать боялись…
— Понял! — не унимался Бошняк. — Понял, почему ты заклинание от сряща читал. Вот уж действительно, если бы Ясик газ в тот момент пустил…
Партизаны грохнули.
— Ну что ржете, как жеребцы? — уже с досадой сказал Стецкевич. — Дайте дорассказать. Я уже когда я в себя пришел, — вспомнил: в этом лесу — мать мне рассказывала — святой отшельник жил, Иннокентий. Так он в дупле целыми днями сидел, молитвы читал. А после смерти, говорят, многим людям являлся для помощи…
— В каком еще дупле? Он в скиту жил, — раздался недоверчивый голос. — Да и какой святой станет помогать красному партизану?!
— А что же, что я — красный? — возмутился Стецкевич. — Святые даже разбойникам помогали!
В землянку вошел рыжий парень в выцветшей серой рубахе.
— А вот и Ворка, — обрадовался Сымон, подвигаясь и давая вновь прибывшему место у костра.
Читать дальше