Андрей Селунский - Песни ушедшего времени

Ты обернешься на прощание

И, обернувшись в обещание

из разноцветных лоскутов

слов, отороченных прерывистым дыханием

и мягкостью шагов,

оставишь мне свое очарование

и аромат духов.

И время

не преминет потянуться,

как ленивый кот,

который ждет хозяев, чтобы гордо отвернуться.

Окно задержит на мгновение

твоей улыбки отражение,

все не решаясь отпустить

почти утраченного нами совпадения

слабеющую нить

в слепую ночь, где столько невезения,

что некого винить.

А время

не замедлит потеряться,

так же как и тот ленивый кот,

когда его хозяева бранятся.

Необъяснимо обаятельна,

ты станешь старше обязательно,

но не устанешь обещать,

сгонять со лба в наклоне сослагательном

уверенности прядь,

себя казнить за то, что невнимательна,

и снова ускользать.

А время

примостится на коленях,

думая о том,

что быть котом не так уж плохо в случаях отдельных.

Наши звезды не на небе, а под небом,

где-то в поле догорают по утрам,

чуть живые, перепачканные пеплом,

непонятно кем подброшенные нам.

Их голодные растаскивают птицы.

Их усталые пинают грибники.

А потом неустановленные лица

собирают в безразмерные мешки.

На повозке, запряженной битюгами,

их увозят из безропотной глуши,

чтобы в реку опрокинуть с матюгами

или сплавить нуворишам за гроши.

И не жалко нам, а все-таки обидно.

Ведь кому-то надо думать наперед.

Раз на небе ни одной звезды не видно,

пусть одна хотя бы в поле прорастет.

Улетят и листья, и птицы,

и лучи от звезды погасшей.

Унесет наши юные лица

из сегодняшнего во вчерашнее.

За потекшими вспять ресницами

поплывут глаза акварельные,

и лицо в молоке растворится

той реки с берегами кисельными.

Брови не хмурь,

ты же знаешь – тебе не идет.

В этом зеркале – лед,

в этом зеркале годы застыли на взлете.

Если с тобой

мы попали в один переплет,

пусть тогда повезет

нам надолго остаться в одном переплете.

Пригубив молочную дельту,

заберет океан могучий

и улыбку в помаду одетую,

и волос твоих кудри жгучие.

Но ничью непутевую млечность

не хранит океан безразличный.

Он – игрушка, модель бесконечности,

у которой завод ограниченный.

Испаряясь к яркому свету

из небрежности океана,

ты забудешь меня, и поэтому

нам с тобой расставаться рано

с этой слабостью непроходящей,

с этой силой вокруг да около.

Нас уносит уже, но пока еще

молоко на губах не обсохло.

В стиле дремучего ретро

ветви причесаны ветром.

Брошенной с неба палитрой

осень сползает к воде.

В древней базальтовой чашке,

перебирая барашки,

озеро плещет в ритме адажио

нашего па-де-де.

Изящнее, еще изящнее -

здесь оно, настоящее,

свежее, не мороженное

изящество осторожное,

в прозрачном холоде замершее,

о чем-то подозревающее,

подозревать уставшее,

ухой еще не ставшее

изящество покорное,

уже приговоренное…

Томное сонное утро.

Небо в тонах перламутра.

Ветер, касаясь пюпитров,

ноты сдувает с ветвей.

Пауза выпитой фляжки,

кода последней затяжки.

Озеро прячет стройные ножки

маленьких лебедей.

Принцессе, конечно принцессе -

кому же еще? -

не спится которую вечность

в алькове дворца.

Перины стерильны,

горошина здесь ни при чем,

не в счет и поклонник,

застывший столбом у крыльца.

Заметно,

конечно заметно,

стареет луна,

роняя чужие лучи своего парика.

А в маленькой тихой вселенной

напротив окна

принцессе не спится о чем-то

неясном пока.

Ожидание удачи,

дегустация обмана,

утоление надежды

из неполного стакана.

Рано еще, мой свет

рано еще, мой свет

рано.

За дверью,

конечно за дверью

в стене боковой -

тропа, на которой

следы оставляют людей,

дорожная пыль,

уносящая всех за собой

из шума предместий

в покой городских площадей.

Все было,

конечно все было

и будет не раз -

словесные сети,

сплетенные в новый узор,

бессонные ночи,

одетые в белый атлас,

и тот же знакомый мотив

под простой перебор.

У вагона-ресторана снова мутные глаза,

те, которые не скроешь занавеской.

День за окнами мрачнеет, собирается гроза