Хулио Серрано: В Гаване идут дожди

– Монику? Какую Монику? – В голосе женщины явно звучал страх, мол, чего надо этому проходимцу.

– Извините, хотел сказать Каридад. – Как я ни старался, но и у меня от волнения дрожал голос.

Женщина чуть приоткрыла окошко. Несмотря на решетку, она, казалось, побаивалась, что я смогу ее пристукнуть.

– Кто вы такой? Зачем она вам?

– Я ее друг. Йоланда сказала, что она, наверное, у вас. Страх на лице сменился выражением некоторой успокоенности.

– Каридад здесь? – не сдавался я. – Можно повидать ее бабушку?

– Это я. – Женщина открыла окно и высунула лицо. К своему огромному удивлению, я увидел перед собой настоящую мулатку, смуглую, с темными курчавыми волосами, мулатку, которая вдруг оказалась бабушкой Моники, белой и светловолосой девушки, натуральной блондинки, сплошной блондинки – включая самые укромные места.

– Беба, кто там? Чего они хотят? – послышался скрипучий голос.

Из-за спины женщины показалась согбенная старуха с абсолютно белыми волосами и абсолютно черной кожей. Она тоже казалась изрядно перепуганной.

– Никто, мама, никто. Один сеньор ищет Кари. Иди ложись.

– Скажи, что ее тут нет. Пусть уходит, ее тут нет.

– Мама…

«Мама» – иными словами, бабушка Моники, вернее, прабабушка Моники… негритянка. Это выглядело каким-то недоразумением. Надо было развеять всякие сомнения.

– Я ищу Каридад Родригес Эстраду Пальму, – твердо проговорил я. – Здесь живет ее семья?

– Вам сказано – да, здесь. – Бабушка начинала раздражаться. Из-за ее спины на меня молча глядела древняя старуха.

Значит, Моника – внучка мулатки и правнучка негритянки. В таком случае ее отец должен быть очень светлым мулатом. Она никогда мне не рассказывала о своей родословной, а я не мог и предположить, что у нее такие предки.

Хотя зачем она должна была мне обо всем докладывать? Мол, знаешь, а я из чернокожих.

Впрочем, все это не имело никакого значения.

– Мне надо видеть Каридад. Она мне очень нужна, – сказал я.

– Ее тут нет. – Ответ был категоричен.

– Можно мне войти, поговорить с вами? – почти молил я.

Бабушка, секунду поколебавшись, пошла к двери и стала возиться с запорами и задвижками. В жизни не видел дверей с таким количеством замков – старинных и самых новых, видимо присланных сыном из-за границы. Уже в комнате между делом я насчитал десять запорных конструкций. До сих пор не понимаю, как она меня впустила в дом. Наверное, мой интеллигентный вид внушил ей доверие.

– Говорите, – сказала бабушка, все еще посматривая на меня с некоторым подозрением.

Она молчала, но ее лицо постепенно мрачнело. Прабабушка, сидевшая напротив, беспокойно шевелила пальцами и время от времени вздрагивала.

– Уже несколько недель, – проговорила бабушка, – как Кари сюда не приезжала.

Вообще-то, внучка их навещала примерно раз в два месяца, в дом приходил праздник, потому что она всегда являлась веселая, радостная и привозила кучу подарков, продукты, лекарства, деньги.

Тут бабушка умолкла и совсем погрустнела.

– Вы говорите, что Кари исчезла?

Я кивнул. Мне было жаль огорчать старую сеньору дурным известием. Лучше бы вообще туда не приходить.

– Что случилось с Кари? Что с ней? – прабабушка задрожала сильнее, и все ее тело стало мелко подрагивать, как у нервнобольной. – Где Кари? Что с ней? Кто этот человек? Зови полицию!

Бабушка подошла к ней, обняла за плечи и увела в другую комнату.

– Мама, с Кари все в порядке, – увещевала она старуху. – Сеньор говорит, что Кари скоро приедет к нам.

Вернувшись, бабушка подошла ко мне. В молодости она, видно, была красивой женщиной.

– Когда она слышит плохие новости, то совсем теряет рассудок. Склероз, – сказала она. – Но где же найти Кари?

Мне нечего было ответить.

– Хотелось надеяться, что вы мне об этом сообщите, – растерянно сказал я, глядя в зарешеченное окно. На улице о чем-то жарко спорили парни, до нас долетали их крики и ругань.

Бабушка села в кресло, опустив голову и поджав губы. Олицетворение печали.

– Не знаю, что и делать, – сказала она. – Мне бы надо пойти поискать ее, но я не могу оставить больную мать.

– Не волнуйтесь. Придет. Наверное, гостит у какой-нибудь подруги, – попытался я ее утешить. Бабушка, казалось, меня не слышала.

– А эта Йоланда, бандитка, развлекается в свое удовольствие и совсем не думает о дочери. Если бы мой сын был здесь, все было бы иначе.

Мне не хотелось передавать сеньоре слова Моники о своем отце, о том, каким никчемным родителем он был. Не стоило еще больше расстраивать бедную женщину.