Михаил Васильев - Остров

Сидящий на земле и плотно окруженный мизантропами, Цукерман что-то доказывал, но его уже не было слышно. Постепенно общий разговор становился все более торопливым и громким. Почти перешел в крик. И вдруг внезапно все замолчали.

— Это надо что-то в мозгах сломать, чтобы по твоему, интендант, поступать, — наконец, высказался Мамонт.

— Война и мир. Эх, война и мир, бля, — вздохнул кто-то. — Хоть так- хоть так — все равно пропадать. — Вперед вылез Кент. — Ну что, станем пропадать? Согласны? Вот вам, чуваки, острый вопрос.

— Хочешь — не хочешь, теперь воюй за свободу, — заговорил Пенелоп. — Анекдот!

— Да, сдохнешь со смеху.

— Значит, теперь в своих стрелять? — Прозвучал растерянный голос Чукигека. — Это нечестно.

— Война честной не бывает, — отозвался на это Демьяныч. — Хоть в кого стреляй. Бестолковщина, сутолока одна.

— Не нравится — ступай в тюрьму! — Пенелоп дернулся, будто внезапно обжегся. Повернулся в сторону Чукигека. — Цыпленок жареный! Ступай, ступай, там хорошо.

— На тюрьму не рассчитывай, — подал голос кто-то, кажется, Козюльский. — Тюрьмой не обойдешься. Закопают и все. Скоро и забудут, что жили здесь когда-то такие.

Не слыхал, что про нас радио говорило?.. — не отставал от Чукигека Пенелоп.

— Нет, с теми не договоришься, — пробормотал, будто отвечая сам себе, Демьяныч. — И тебе, интендант, не знаю можно ли доверять. Всем человечьим словам верить… Ну, смотри, не подведи.

— Не подведу никуда, — проворчал Цукерман.

А я все думал, сколько еще времени: много или мало, долго ли коротко ли разрешат нам нарушать здесь закон и порядок, — Кент отбросил давно уже пустую бутылку. — Вот и конец американо-мизантроповским событиям, великой войне мышей и лягушек… Ладно, можешь рассчитывать, Цукерман, на мою шпагу. Теперь точно будем болтаться на одной виселице… Как яблоки на дереве. Богатый будет урожай.

— Посмотрим, есть ли правда выше, — произнес Демьяныч.

— Теперь уж оставайтесь, — все твердил Цукерман — …Войти в США… Республикой? Да хоть и республикой. С этим вот флагом, своими законами. Если у вас они есть — законы… Какой-то частью США вы останетесь, протекторатом там, или штатом, по правде говоря, я сам не знаю.

— Да, таков он, мир. Действующая модель, — кривился Демьяныч.

— Кент что-то про мышей и лягушек говорил, — вступил Чукигек. — Раз так, можно и отдохнуть. Настала пора. Сейчас самогон будет, шашлыков из ракушек нажарим. А все-таки американцы, гады, могли бы и отпустить.

— В баню бы не повредило, — устало потянулся Кент. — Кого на чистую воду? Кто купаться?

— Давай с нами, искупайся, Цукерман, — зашевелились мизантропы.

— Лишь бы в начале хорошо пугнуть, — начал было Пенелоп. — Вот я, когда в порту сидел, до директорской морды раз добрался… — Внезапно замолчал и вдруг заорал что-то бессвязное, бросил оземь свою деревенскую кепку, даже пнул ее ногой… Кинулся к берегу, прямо на половых, сидящих на корточках у кромки воды. Те с визгом бросились в сторону. Пенелоп, уже где-то далеко, с грохотом обрушился в воду. Все с воплями кинулись за ним.

Два старика неторопливо, по-южному лениво передвигая ноги, шли в его сторону. Пока был слышен только Демьяныч:

— Для этого большой ум нужен. А где его взять?.. Давненько я не воевал… Эти придурки, да вместе с колонистами — ну, японцами-корейцами разными — едва сотня штыков…

Оказалось, что сегодня Цукерман был в шортах и на тоненьких ножках с подагрическими коленками, с плоским чемоданчиком в руке — "attache-case" ом.

— Отвагой тут не возьмешь. Какая уж там отвага, — Демьяныч стал звучать отчетливее. — Тут и д Артаньян закончил бы инфарктом…

— Другого способа избежать войны не будет… Слабый шанс… — Это уже сиплый прокуренный голос Цукермана.

— Да, давно Демьянычу не приходилось воевать, — продолжал Демьяныч. — А ведь все осталось… Все внутри осталось. Чтобы забыть такое, нужно еще лет пятьсот.

Мамонт стоял, глядя в воду у берега, густо заполненную сегодня медузами.

— …Мое питье теперь какое, — твердил где-то Цукерман. — Коньяк кипятком разбавлю и сосу понемногу целый день. Эй, господин губернатор! — крикнул он, обгоняя Демьяныча. — Здорово! Как живешь?

— Да вот, живу до сих пор, — пробурчал Мамонт.

— Что с тобой случится… Такого из противотанкового ружья не застрелишь, — с преувеличенной бодростью твердил Цукерман. — Вроде похмелился?

— Обязательно. Вместо утренней молитвы. И помогает лучше.

— Значит пива не будешь?