Михаил Васильев - Остров

Мамонт понял, что высокая травина со стручками, прижимающимися к сухому стволу, — это, впервые увиденный им, банан. Почерневший ствол, небольшие стручки, ближе к вершине — все мельче и мельче. Солнечный свет проходил сквозь мягкие перезревшие плоды, как сквозь темное масло.

Американец тоже обнаружил их, уже обирал и складывал в каску. Разглядывая его в подзорную трубу, Мамонт вдруг заметил, что американец фантастически похож на его жену. Оказывается, истощившая воображение, природа рассовывала двойников по разным углам. Не рассчитывая, что найдутся дураки, которым придет в голову шататься по свету и сличать их.

— Настанет судный день, — опять заговорил Чукигек.

— Интересно только для кого, — раздраженно пробурчал Кент.

— Совсем скоро наш советский корабль появится. Хорошо бы их столкнуть.

— Сами столкнутся.

"Абсурд не может продолжаться вечно", — мысленно согласился Мамонт.

— А с нами что будет?

— Ничего хорошего. Это с гарантией.

— Не стреляй. Убьешь, дурак! — вдруг, сдавленно просипел рядом Демьяныч.

Внезапно в ухо ударил грохнувший рядом выстрел. Солдаты на мгновение замерли, потом, рассыпая бананы, кинулись в лес. Умолкли голоса возившихся в бараке, только дребезжал Демьяныч:

— Я те стрельну, я те стрельну…

Пенелоп, посмеиваясь, вдавливал в песок гильзу чугунным пальцем:

— А я пугнуть… Пугнуть только хотел. В землю я.

В этот горький период Мамонт съел свой первый в жизни банан. Маленький, кривой и мягкий, отчетливо пахнущий какой-то парфюмерией.

"И усталость вернулась."

Кент, там впереди, на тропинке, почему-то остановился, замер неподвижно.

— Гляди, гляди, убивец! — внезапно очнувшись, вдруг заорал он, почему-то тыча пальцем в небо.

Мамонт в недоумении завертел головой, потом заметил, медленно поднимающийся над скалами, давнишний красный вертолет. Близоруко пригнув голову вниз, вертолет, маленький, пузатый, медленно плыл над камнями. Мамонт постепенно разглядел, там, в открытом проеме, свесив ноги в бездну, сидит некто в белой футболке и целится прямо в него из винтовки. Оцепенев, он всей поверхностью кожи ощутил взгляд, направленный в него сквозь призматический прицел. Солнце вспыхивало в его стекле. Из кустов вокруг вдруг захлопали, затрещали выстрелы. Вертолет, развернулся на месте и, накренясь, проплыл над головой в сторону моря. Мизантропы, будто обрадовавшись возможности, открыли беспорядочную пальбу. Снайпер тоже — ,торопливо расстреливая обойму; гильзы, глянцевито посверкивая, сыпались вниз. Потом поспешно влез внутрь, вертолет, постепенно снижаясь, ушел за деревья, звук его кружился над склоном, то стихая, то удаляясь. Вот опять появился, с грацией насекомого боком заскользил над океаном, почти касаясь воды неуклюжим поплавком. Слабо прозвучал далекий стрекот пулеметов, на вертолете затрепыхались огоньки. Стегнув очередью по верхушкам деревьев, он перевалившись на другой бок, двинулся к горизонту. Вокруг загалдели, завопили, откуда-то взявшиеся, мизантропы. Внизу появился Пенелоп, он бежал к берегу- поближе к врагу, на ходу бил ему вслед из автомата. В воплях мизантропов ощущалось торжество и, вроде даже, облегчение. Рядом остановился запыхавшийся Демьяныч, сипя прокуренными легкими. Одна подтяжка отстегнулась и висела сзади.

— Улетучился, — ядовито выдохнул он. — Расплодились, разлетались тут.

Мизантропов почему-то разобрал беспричинный смех. Мамонт вдруг ощутил, что все это время существовало, а теперь исчезло, гнусно щекочущее изнутри, чувство страха.

— Кокай! — презрительно пробормотал он, глядя на, медленно исчезающий в небе, враждебный красный пузырь. Он уже знал, что на языке Тамайи это — самое тяжкое ругательство- бедняк, имеющий не больше двенадцати куриц и ни одной свиньи, высшая степень ничтожности и никчемности.

— Видали? — орал внизу Пенелоп. — А я попал в гада. Несколько раз попал…

— Ну что, повестка дня исчерпана, всему хорошему на свете приходит конец, — заговорил Кент и почему-то замолчал.

"Опять!"

Вдалеке вдруг появился гнусный опасный вой. Потом — дребезжащие разрывы мин. Звук разрывов приближался. Демьяныч, сойдя с тропы, застыл, предостерегающе подняв сухую руку.

— Поквадра… — успел сказать Демьяныч что-то непонятное. Его заглушил вой тяжелой мины. Где-то рядом ударил взрыв, будто кто-то в сердцах грянул об землю гигантской бутылкой. Заложило уши, сверху на голову посыпался мусор, изломанные ветки, листья. Горячий дымящийся ком земли упал рядом.