— Потому что умею читать мысли невест.
— Нет, Мамонт, неправ ты, — опять заговорил, задумчиво молчавший до этого, Кент.
"В чем это я неправ?"
— Неправильная неполноценная это жизнь: без бабы. Если есть малая возможность, я вот всегда рад о бабе заботиться. ("О папуаске что ли?" — с неудовольствием подумал Мамонт.) Несмотря на вдову мою, Дафнию.
— Мы ребята удалые, ищем щели половые, — пробурчал он.
— Ну да, как тараканы, — рассеянно отозвался Кент. — Девушка и ее немолодой человек, — непонятно добавил он. — Принц был старый и женатый.
— Больше не понадобиться тебе на материк ездить, в кино голых баб наблюдать, — сказал Пенелоп.
"Мамонт бабе, конечно, не опора…" — додумать это до конца Мамонт не успел: отвлекли прибывшие. Выйдя на берег, еще на ходу, они стали танцевать. Топтались на сверкающем сахарной белизной песке, пели низкими голосами под ритмичный стук своих барабанов. В голосах женщин звучало непонятное Мамонту ликование.
"Мир женщин враждебен мне отсутствием юмора, — подумал он. — Теперь мне, как окончательному уже обывателю, тоже, вроде, нужна жена. Не помешала бы теперь."
— Это и есть гавайцы? Или полинезийцы? — Оглядывался на мизантропов Чукигек. — Я думал, голые, пальмовыми листьями прикрытые, так рассуждал по своей простоте. Вот бы с одной такой в лифте застрять.
Мужики-полинезийцы в летних белых и розовых пиджаках с гитарами и барабанами держались отдельно. Женщины вышли вперед, кружились на ходу в пляске. Возраст их можно было определить по толщине: чем старше, тем шире. Молодые тоже были крупными: высокими и ширококостными.
— Сколько их, — заговорил Козюльский. — Выбор! Сейчас новую, седьмую жену тебе, Демьяныч, изберем. Может мать невесты устроит?
Старик почему-то не возмущался, не возражал, смотрел вперед серьезно.
— Не слишком старая, — тоже разглядел Чукигек, — подвяленная слегка. Лет сорока.
— Ну нет, — возражал Козюльский. — Тоже с фигурой.
"Сытно живут", — Даже издали Мамонт разглядел на женских лицах, забытое за последнее время, достоинство, созданное с помощью косметики. На шеях у них, дорого, по-праздничному, одетых, висели гирлянды цветов.
— Что-то белого платья не видать, — комментировал кто-то. — Где твоя?
— Да вон, самая толстая.
Все это время полинезийки (Или филиппинки?) окружали одну, возвышавшуюся над ними на целую голову, с венком из красных цветов.
"Рекордных размеров. Метра два будет", — прикинул Мамонт.
— Вторая половина, — с сомнением, как будто впервые увидев ее, произнес Кент и почему-то вздохнул. — Увесистый довесок.
— Это даже не ягода опять, — ухмыльнулся Мамонт. — Целый фрукт.
— Ничего, красивая, — одобрил Козюльский. — Красота есть.
— Косметики, конечно, много, — оценивал Чукигек. — Но и основа тоже ничего. Все же это неравный брак…
— Это я для них неравный, — как будто начал нервничать Кент.
— Трехспальная кровать понадобится, — продолжал Мамонт.
— Ну ладно, — остановил их всех Кент. — Пошли на мою молодую глядеть. И я еще раз познакомлюсь.
С двух сторон мизантропы и их гости двигались к ресторанному навесу.
"Ну вот и породнился ты с капиталом…" — кажется, Мамонт мысленно готовил свадебное поздравление.
Идущий впереди Демьяныч неожиданно остановился.
— Вдруг откуда ни возьмись, — произнес он что-то непонятное.
Старик почему-то смотрел вверх, вертел головой. Мамонт тоже обратил внимание на какой-то непонятный механический вой. Он становился громче, кажется, приближаясь.
— Ложись, — заорал кто-то. Сзади сильно пихнули в спину, Мамонт упал.
Шеф-повар стоял, разинув рот и тоже глядя вверх. Белые куртки бегущих официантов мелькали в лесу. Оказывается, бежали и мизантропы, и были уже далеко, вот тоже свернули туда. Внезапно, под навесом что-то с грохотом лопнуло, вспыхнуло розовое пламя. Где-то заголосили женщины.
Что-то (Мины? Снаряды?) падали в одно место. Там, где был ресторан, будто клокотал пыльный вулкан.
Осколки, отчетливо заметные по шевелению в траве, падали перед ним. Мамонт ползком, потом на четвереньках, заспешил к ближайшим деревьям. Теперь гремело повсюду. Лес качался от множества, звучащих наперебой, взрывов.
Так же неожиданно все затихло. Вокруг медленно шевелился дым. В лесу с трудом угадывалась даже тропа. Вокруг изломанные деревья, осколки раздробленной скалы, вывернутая земля: теплая, издающая химический смрад, грязь. В стороне, в глубине зарослей, галдели мизантропы.
Читать дальше