Михаил Васильев - Остров

— Братья-разбойники.

— Ничего, — бурчал старик, насупив обгорелые брови. — Немного поиграли в войну. Все, конец. Шапками закидали.

— Ну, ты, Демьяныч, герой! Стратег! Просто Ахиллес Пелид, — радостно хлопотал Чукигек.

— Рыцарь страха и упрека, — поддерживал его Козюльский.

— Ричард Львиное Сердце. Маршал Чойболсан! — не унимался пацан.

— Показали американу кто хозяин на острове, — Появился Пенелоп. — Хрен им, а не земли. Успокоятся теперь, сидеть будут и не вякать.

— Решили, мизантропы им так, козявки. Источник сероводорода.

— Я думал, ты уже околел, — встретил Мамонта Кент.

— Я тоже так думал, — пробормотал он. В голове было неестественно пусто, там будто замерзло что-то. Может быть он уже сошел с ума и все сейчас видят это?

— Эй, виночерпий, — заорал Кент. — Подкрепление давай.

Оскальзываясь на грязи, по склону обрыва спускался Квак, удерживая под мышками две массивные бутыли.

— Смотри, в честь победы Наган еще и на бренди раскололся. Пей давай!

Руки не просто дрожали — тряслись.

— Что-то не хочется, — Мамонт опять сел. На поваленное дерево. Колотило внутри, будто оторвался какой-то орган и мерзко болтался там.

Демьяныч принял нарядную кубическую бутылку с горящей в свете факела жидкостью чайного цвета, злобно покосился на Мамонта:

— Дрожишь за свою шкурку?.. Жирный пингвин, — добавил он почему-то.

"Глупый пингвин", — мысленно поправил Мамонт.

Кент оторвался от большой бутыли с кокосовым араком:

— За удачный набег! По древнему пиратскому обычаю — тост за удачу!

Опять появилась бутылка, за эти дни уже неимоверная по счету. Мамонт схватил ее и, запрокинув голову, стал пить вонючую водку крупными глотками. Оторвался от бутылки, выдохнул, по лицу побежали слезы:

— Зассал я.

Кажется слегка подобревший от водки Демьяныч закусывал ананасом, злобно выплевывая чешую:

— ПонЯл? Это жизнь, а не уроки танцев. Лучше не бояться. Бесполезно. Смерть-это случайно всегда, сколько ни старайся, все равно не угадаешь.

— А я думал, ты, Демьяныч, мухи не обидишь, — все радовался Чукигек.

— Мух не трогаем. На хера мне мухи, — старик долго еще о чем-то ворчал.

— Знаю, потом будет неинтересно. Спать с женой — это извращение, — Кент плавным жестом обнажил новенькие часы, сверкающие свежим золотом. — Уже полтора часа как должны прибыть будущие родственники.

Сегодня он был в тропическом суконном шлеме и новом, подаренном ему на свадьбу, костюме. Мамонт тоже временно получил такой же: светлый, с капроновой розой на груди.

"Брак портит отношения", — хотел сказать, но не сказал он.

— А я сегодня самые хорошие штаны одел, — твердил Чукигек. — Вернее, хороших у меня нет, нормальные более-менее, — Получалось, что он имел в виду свои старые джинсы с кожаными заплатами на коленях.

На берегу, невдалеке от стоящих кучкой мизантропов, на месте, расчищенном от кустов, появился навес — что-то вроде временного ресторана. Под ним — длинный стол с угощениями. В тени, чуждо для здешнего пейзажа, сверкал какой-то литой металл. Может быть, серебро.

— Я уж тебя, Мамонт, генерал-губернатором назвал, — заговорил Кент. — Повысил в звании, а то что за свадьба без генерала.

— Может и я сегодня женюсь, — сказал Мамонт.

— А давай, — равнодушно произнес кто-то. Кажется, его слова восприняли всерьез, никто не понял, что он попытался пошутить.

Нанятые официанты в белых куртках уже перестали суетиться, только двое из них еще что-то вяло переставляли на столе. Самый толстый и крикливый, видимо, повар ("Шеф-повар", — вспомнил Мамонт.) тоже успокоился и сейчас неподвижно сидел на пальмовом пеньке. Масляно блестящая, почти негритянского цвета, будто загримированная, рожа: все это заметно даже отсюда.

— На нудистском пляже с ней познакомился, — продолжал Кент. — Это, где голые все. Думаю, судя по духам производства Франции, эта голая небедна. Кажется, не ошибся.

— Кто она, говоришь? — спросил его кто-то. — Филиппинка, полинезийка или, может, как это?.. Маури?

— Не знаю. Даже не знаю до сих пор как ее зовут. Повезло с женой: вроде не немая, зато ни слова не поймешь. Это вариант. Пока по-нашему не научится, отдохну.

— Как же ты с ней общаешься? — вступил Чукигек. — Языком жестов?

— Если это теперь называется языком жестов… Как-то общаюсь.

Мизантропы чему-то засмеялись, загоготали, как гуси. Мамонт так и не понял чему.

— Когда-то изобрел сексуальную тактику, — продолжал Кент. Сегодня он, кажется, чувствовал себя в центре внимания. — Когда остаюсь ночью с бабой, будто засну и во сне на зарубежном языке сам с собой разговариваю. Очень клевали. Какой бабе не хочется с шпионом перепихнуться.