Михаил Васильев - Остров

Косточка персика оказалась с кариесом. Он почему-то долго рассматривал на ходу темное дупло. Впереди на деревенской пыльной дороге бежала его тень. Подростковая эта тень с длинной шеей и оттопыренными ушами почему-то не изменилась с прежних времен. С неестественным вниманием он проследил за косточкой, упавшей в пыль. Влажная косточка в пыли как будто сразу же покрылась темной шерстью.

Поденщиков здесь уже не было. По склону горы полз трактор на высоких колесах, издали похожий на паука.

"Подробности мира!"

"Если спросите- откуда эти сказки и легенды…" — Где-то появился непонятный, стремительно приближающийся, гул. Над островом мчался маленький красный вертолет. Свесив неуклюжие поплавки, будто обутый в лапти, низко пролетел над арахисовым полем. На краю поля, из леса, в небо поднялся плотный столб дыма, хлопнул выстрел. Вертолет замер, будто задумавшись, попятился боком, и вдруг резко метнулся в сторону. Накренясь головой вниз, застрекотал над зеленой поверхностью океана, в сторону материка. Из леса вышел Аркадий, В майке и соломенной панаме, с ружьем, из него он обычно стрелял на поле попугаев. Заслонившись рукой, смотрел вслед вертолету.

Мамонт сидел на стопке книг и лущил, накопанный по дороге, арахис, глядя на него.

— Видал? — крикнул Аркадий, подходя, и ткнул стволом в небо. — Улетел, блядюга.

— Кто это такой? — Вкус свежего арахиса был земляным, сырым, будто он жевал комья какой-то особой почвы.

— А хрен его знает. Сволочь!.. — Аркадий помолчал. — Сегодня опять передавали… на волнах "Маяка".

— Чего передавали? — Мамонт помрачнел.

— Сегодня подняли восстание на твоих плантациях. Говорят, даже по телевизору показывали… массовые митинги и демонстрации, забастовки на предприятиях. Советские люди не желают оставаться рабами на плантациях губернатора Мамонта… Отряхаем цепи рабства, — добавил Аркадий. — Планы Мамонта, мол, понятны: изолировать советских людей от своей страны. Что там еще? Отколоть от нее так называемый спорный остров и всех превратить в своих бесправных рабов. Вроде так.

— Ничего. От забот нашей партии и правительства не скроется никто, никакой Мамонт, — мрачно высказался он. — Так и введут нас в состав СССРа. Добровольно.

— Еще говорят, что Мамонт зовет в исторический тупик, — Аркадий, задумчиво уставившись в землю, с треском скреб небритую щеку.

— Зато не к повышению удоя с каждого, яйценоскости, бля! Да хватит уже… Даже у Мамонта голова — не мусорное ведро, чтоб неизвестно чем ее набивать. И не ночной горшок. От этого вранья тошнит. По-настоящему!.. Сегодня утром так тошнило, что жрать не мог… Что за деньги такие, за которые так врут, стараются?.. Ладно, хрен с ними. Я сегодня лес продал — гуляем теперь. Так что приходи на елку, Новый Год встречать будем. Взнос небольшой, особенно для тебя. Ты, говорят, в банке деньги хранишь?

— Не, не приду. Денег нет: дебаркадер строю.

— Ну, давай мы тебе в долг?.. Под расписку. На камне, на бумаге…

— Не пойду. Бросил, не пью совсем. Как моль!

— На исправление, значит, пошел, — сказал Мамонт с внезапным для самого себя раздражением. — Твердо встал на путь.

"Совсем дошел, опустился. Все еще не успеваешь землю копать, мучить. Деньги считать…"

— На Доску почета тебя… Ну, давай копай, развлекайся дальше.

Деревья и кусты постепенно исчезли, осталась гигантская трава, некие коленчатые трубки в красноватых волосках. Потеряв тропинку, он скрылся в ней с головой. Трава становилась все выше и выше. Земля сегодня оказалась маленькой и плоской. Как когда-то давно. И солнце опять стало вертеться вокруг нее.

"Кажется, обошел круглый мир мизантропов. Давно не приходилось выполнять никакой работы. Даже такой… Не люблю когда работают, — мысленно обратился он к кому-то. — Хочу, чтобы все делалось само собой."

Он вроде бы даже торопился, с давних времен не приходилось этого делать. Трава впереди, если это была трава, становилась все жестче, ломалась все труднее.

Внезапно выйдя из чащи, Мамонт очутился у холма с картежниками — с неожиданной стороны, сзади. К Чукигеку, Кенту и Козюльскому, кажется, присоединился самый заядлый, Тамайа. Между ними стоял кувшин, как уже знал Мамонт, с просяным пивом. Равнодушно отставленный в сторону арбуз зиял красным жертвенным нутром.

"Вот оно, высшее проявление лени, — мысленно решил Мамонт. — С утра сесть за карты и выпивку… Жаль, Степана здесь нет — вот бы кто оценил."

— Я то думаю, кто это к нам по кустам пробирается, а это Мамонт простой, — заговорил Кент. — Освоил территорию? Включайся в карты, бугор.