Михаил Васильев - Остров

Мамонт просунул наружу ноги и полез боком. В голову пришло, что там сейчас должен стоять черный и смотреть на него, червяком извивающимся у его ног.

"Уже второй раз под ногами у черных валяюсь. Прячусь, называется… Хорошо, что я худой."

Снаружи было совсем светло, и это почему-то удивило. Будто он неожиданно очутился в другом мире, не в том, который ожидал увидеть. Солнце слепяще горело в лужах, в маленьком круглом болоте внизу, полностью покрытом листьями лотосов. До него и до ближайших зарослей бамбука — большое открытое пространство со стелющимся над ним дымом.

Он оказался в сомнительном укрытии: небольшой яме, вроде маленького окопа, слегка прикрытого с двух сторон травой и бамбуком. Прямо за углом сарая раздавались совсем близкие голоса черных, слышны их движения, беготня. Хлопнул выстрел, другой. Непонятно в кого тут сейчас стреляли.

Лезвие, светлая сталь, постепенно проступало из-под ржавчины. Мамонт точил штык, найденный здесь, в корейских садах. Об этой сторожке он вспомнил сегодня утром, убегая из сарая, в голову пришло, что тут может найдется какое-то подобие оружия: лопата или киркомотыга какая-нибудь. Нашелся обломок копья: палки с прикрученным проволокой этим вот ржавым штык-ножом.

"Мое теперь студеное оружие."

Сторожка совсем сгнила, почернела от сырости и накренилась на ненадежных сваях. Над головой здесь висели, когда-то оставленные для сушки, листья табака, рассыпающиеся от прикосновения. В углу кучкой лежала мелкая папайя. Мамонт взял твердый перезревший плод, похожий сейчас на совсем маленькую дыню, разрезал своим свежезаточенным штыком. Вкус как будто бы репы с перцем. В сердцевине — ,похожие на искусственную черную икру, слегка острые на вкус зерна.

С хороших времен, когда Мамонт видел эту сторожку в последний раз, она растеряла половину досок и сейчас была больше похожа на клетку.

Он осторожно спустился по влажной от гнили бамбуковой лестнице. От тропических садов не осталось ничего — кругом бурелом, накренившиеся черные стволы бананов без признаков плодов. Перед ним, дорожкой, — бурелом пореже: пробираясь сюда, пришлось валить эти стволы, не заботясь о том, что его могут услышать. Он и сейчас шел с гремучим треском, будто животное, неестественной для этих мест величины. Слон или бегемот. — "Или хотя бы медведь какой-нибудь."

Непонятно почему фруктов на деревьях не было совсем. Только один раз под деревом манго нашелся, лежащий в траве и похожий на медное ядро, одинокий плод.

"Неужели меня никто не видит?" — Невозможно представить, что в этом так ярко освещенном мире его еще никто не заметил. На ходу Мамонт пытался изготовить что-то вроде маскировочной накидки из веток и листьев — приходилось видеть такое у черных разведчиков, — но ничего не вышло. Все это расползалось, цеплялось за кусты и там же оставалось.

Он кинул плоскую косточку манго в кусты. — "Еще в черного попаду… Может сидит сейчас, смотрит, — Почему-то давило изнутри дурное предчувствие. — Слишком долго мне везет. Чересчур везет. Все это должно чем-то закончиться и закончиться плохо."

Фруктовые сады постепенно стали джунглями. Почвы под ногами вообще не было: сплошные корни и камни. Была надежда, что черные не захотят мучиться, как он сейчас, пробираясь здесь.

Рядом гаркнула майна, птица, похожая на ворону. — "Приобрел опыт, убегая от врагов", — Мамонт медленно двигался, обеими руками держа перед собой нож. Утром, на пути к сторожке, пробираясь здесь, он наткнулся на чей-то труп и долго ходил вокруг него кругами, бродил, надеясь найти какое-нибудь оружие. Ничего не увидел, только пустой рожок от автомата.

Вон он, этот мертвец. Издалека видимый и даже слышимый по густому гудению мух. По опухшему темно-оливковому уже лицу непонятно кто это: черный, кореец или вовсе негр. Одежда- камуфляж в высохшей грязи. Но незнакомый и это успокаивало. Оказалось, рядом с ним лежит сумка для противогаза, чем-то плотно набитая. Как же он, Мамонт, не заметил ее утром?

Сумка была неожиданно тяжелой. Обнаружилось, что внутри — ,плоско уложенные, маленькие гранаты-"феньки". — "Пригодится!"

Впереди показалось море. Пошли бамбуковые заросли, маленький лес из зеленых деревянных труб. Послышался лай собак в корейском поселке, тягучий медный звон колокола. Усложнилась паутина тропинок. Стрельба, не прекращавшаяся сегодня весь день, стала ближе: сухой автоматный треск. Здесь, рядом с поселком, постепенно, с мусора, разбросанного в зарослях, начиналась помойка — "Кончилась природа. Цивилизация совсем". -И здесь, на помойке, что-то горело, тянулся нечистый, сложно пахнущий, дым.