Михаил Васильев - Остров

Вошел второй американец, блондин. Вместе с ним, наконец-то, появилась еда: толстая вареная колбаса, перевязанная веревочками. Теперь Мамонт знал, что такие, давно забытого советского вида, колбасы есть и в Америке.

— Колбаса из доктора, — меланхолично заметил кто-то.

— Ешьте, — предлагал блондин. — Оплачено американской армией.

Как оказалось, он считался переводчиком, но говорил по-русски так плохо, что Мамонт лучше понимал, когда тот переходил на свой естественный язык.

— Не смотрите, что я такой светлый, — Разобрал Мамонт. — Я, как и сержант Секс, тоже с черного юга, из Луизианы.

— С табачных плантаций, — добавил негр. Оба американца почему-то опять радостно заухмылялись. Сам Мамонт не заметил в этих словах ничего смешного.

— И, в отличии от моей, его фамилия просто Миллер, — с тем же непонятным юмором добавил черный Секс. Американцев, и вместе с ними почему-то Тамайю, окончательно одолел приступ смеха.

— Как говориться, делу время, но и потехе час, — глубокомысленно заметил Козюльский, неторопливо нарезая остаток колбасы. — В старые времена от алкоголизма в сумдоме лечили, — Теперь он обращался к Чукигеку. — С дураками за одним столом жрали. Только отвернулся — дурак уже хлеб спиздил. Народ в сумдоме скучный, невеселый, совсем не как в книжках твоих.

Во рту еще ощущался вкус утреннего бананового киселя.

"Стойкое послевкусие, — опять кем-то насильственно навязанная, надсадная жизнь. — И ты снова для кого-то просто ходячий организм, более-менее приличный физиологический агрегат. Снова о твоей физиологии заботится кто-то другой… Лучше бы и не пытался."

Черный флаг мизантропов с древним пиратским символом медленно поднимался по, специально привезенному американцами, флагштоку. Секс и Миллер, отдавая честь, серьезно следили за ним. Американцы с нелепой торжественностью относились к этой ежедневной церемонии. За ними толпилось войско, разинувших рты, мизантропов. Мамонт глядел себе под ноги, следы крови на штанах, когда-то пробитых гвоздем, теперь были землисто-бурого цвета.

Вдалеке вертолет медленно, уже с час, полз над морем, воздушным потоком будто сминая воду под собой. Из него равномерно падало что-то тяжелое: может быть мины, может быть что-то вроде заградительных буйков. С другой, вражеской, стороны острова кружилась пара белых птиц. Они плавно разошлись в стороны и теперь боком планировали над самой поверхностью воды, будто радуясь своему умению летать.

— Здесь хорошо, — наконец, веско заговорил Секс, широкомордый и скуластый, сейчас показавшийся похожим на гориллу. — Во Вьетнаме тепло.

— Да и у нас, вроде, не холодно, — слегка удивился, взявшийся было переводить, Мамонт.

— Конечно, жарко им во Вьетнаме пришлось, заметил Демьяныч. — Решил, здесь прохладнее будет.

— Ваша проблема в том, сэр, — Повернулся к Мамонту Миллер, — что вас мало. А еще вы и ваши парни, сэр, не владеете тяжелым вооружением. Вы все, конечно, не знаете, что сейчас война ведется с помощью техники. Еще одна проблема в том, что у вас нет боевого опыта…

— У тебя есть, у одного, — заметил Мамонту кто-то из мизантропов. — Ты с черным, рассказывал, столкнулся?

— Это он со мной столкнулся. И столкнулся хорошо.

— Застрелил?

— Да нет, я его прикладом, студеным оружием, — пробормотал Мамонт. — Как-то не удавалось уточнить, что он не стал убивать, встреченного в лесу, пехотинца.

— …Ваш отряд, сэр, назначен быть вспомогательным — это значит, вы должны помогать армии США, — твердил что-то свое Миллер. — Ваша дело — разведка, может быть в будущем — мелкие диверсии. Еще проблема…

— Спасибо, батюшка, за науку, — заметил кто-то. Оказывается, Миллера еще кто-то слушал. — Поклониться ему что ли? Со злости…

— …Для того, чтобы хорошо владеть оружием нужны ежедневные тренировки, для ежедневных тренировок нужно много времени.

Мамонт уже перестал вникать в слова американца.

— А на нашем острове за ночью всегда наступает утро, — пробормотал он.

— Что? — Миллер, наконец, недоуменно замолчал.

— Много еще у нас отдельных недостатков, — уже громче сказал Мамонт.

— О кэй, — после еще одной паузы согласился Миллер.

За хижиной начинались ежедневные тренировки, здесь их еще называли "учениями". Секс стрелял из винтовки, лежа на самодельном тростниковом мате, посылая пулю за пулей куда-то в кусты.

— Эй, Чак, — Повернулся он назад. Так, на свой лад, американцы почему-то прозвали Чукигека. Передал ему винтовку, свой, повидавший виды, заслуженный "Армалит" с почти начисто облупившимся покрытием.