Александр Кулешов - Повесть о спортивном журналисте

Поэтому то, что он ныне выше ее, не только профессионально, но и в человеческом плане, как личность, что ли,— вот это она не могла ему простить. И отношения в семье от этого легче не становились.

Когда дочь Люся-младшая была ребенком, все это удавалось как-то затушевывать, но теперь она стала взрослой, отлично все видела и понимала. Отношения родителей отражались на ней, на ее характере, настроении. Все это еще больше осложняло жизнь.

И в конце концов случилось то, что в таких случаях неизбежно случается: Луговой, уставший от гнетущей атмосферы дома, не находивший в нем прежней радости и покоя, встретил человека, который дал ему эту радость, этот покой, Ирину.

Мягко заурчав, транспортер пришел в движение, из подвальных глубин потянулись чемоданы московского рейса. Собаки сразу насторожились. Полицейские неторопливо двинулись к транспортеру.

Пассажиры оживились. Они столпились вдоль движущейся ленты, вытягивая шеи, стараясь разглядеть свои вещи пораньше, чтобы протолкаться в первый ряд и вовремя схватить чемодан, когда он медленно и равнодушно будет проплывать мимо.

Луговой не спешил. В Шереметьеве он сдавал багаж одним из первых, а следовательно, его большой черный чемодан, по прозвищу «удав», появится последним.

Да, Ирина...

Каждый раз, когда он думал о ней в разлуке, где-нибудь в дальних краях, его охватывало смешанное чувство нежности и грусти.

Они познакомились года два назад на мотокроссе, в котором Ирина принимала участие. Он же собирал там материал для очерка.

С точки зрения дела кросс обернулся для них неудачей. Она заняла место где-то в последней десятке, очерка н так и не написал.

Но именно тогда возникло их взаимное влечение, их рудная любовь, принесшая Луговому столько чудесных, только горьких минут. Ирина Ганская была молода, лет а пятнадцать моложе Лугового, и отличалась прямо-таки фантастическим жизнелюбием. Казалось, она каждый день, каждый час, каждую минуту наслаждалась ем, что живет, дышит, ходит, смеется, видит мир, общается с людьми, поет — словом, существует на этом замечательном белом свете.

Эту страсть, это обожание жизни она привнесла и в вою любовь к нему.

А он, уставший от своих семейных неурядиц, от творческих неудач, которые переживал в то время, обрел с Ириной душевный покой, легкость, хорошее настроение.

Сколько они потом ни старались, они так и не могли вспомнить, как же все началось, в какой момент, какими словами...

Что чувствовали тогда, о чем думали.

Так бывает порой на лесной прогулке — попадаешь на цветущую поляну, к величавому озеру, а как попал, какими шел тропинками или просеками, вспомнить не в силах.

Встречались так часто, как могли. А могли как раз не так уж часто.

Ирина была на редкость занятым человеком. Она работала в республиканском спортивном журнале, где была литсотрудником, корреспондентом, обозревателем, профоргом, уполномоченным Союза журналистов и прочая, и прочая, и прочая... У нее были разряды по доброй дюжине, казалось бы, самых несовместимых видов спорта, а по мотоспорту — первый, и она упорно и часто выступала в соревнованиях, никогда, впрочем, не добиваясь заметных успехов.

- Подумаешь,— фыркала она,— заняла последнее место на московском мотокроссе, зато я чемпион редакции по шашкам!

- И сколько было участников? — иронизировал Луговой.— Я имею в виду в шашечном первенстве?

Четыре! Ну и что? Между прочим, все мужики, я одна женщина. А выиграла.

Победы как таковые ее не интересовали. Ей важен был сам «процесс участия», как она выражалась. Ирина идеально воплощала лозунг Кубертена: в спорте важно не побеждать, а участвовать.

- Ты, конечно, обладаешь спортивными талантами, даже многими,— говорил Луговой,— но олимпийской чемпионкой не будешь. Предсказываю,— и он скептически поджимал губы.— Ты слишком увлечена соревнованием, чтобы становиться в нем победителем.

- Ну и что? — азартно восклицала Ирина.— Этот парадокс можешь вставить в свой очередной материал. Гонорар пополам. Для чего мы, советские люди, занимаемся спортом? Для удовольствия. Так вот, одни испытывают это удовольствие стоя на пьедестале почета, а другие — пока бегут к нему. Я отношусь ко вторым.

- Занимаются еще ради здоровья,— ворчал Луговой,— а ты со своим мотокроссом когда-нибудь свернешь себе шею. Играй в шашки, плавай, ходи на лыжах... Но к чему тебе гандбол? А теперь еще самбо занялась, вся в синяках ходишь...

- В синяках? — удивлялась Ирина и простодушно задирала юбку, высоко обнажая загорелые крепкие ноги.— Действительно. Кошмар! Ты не разлюбишь меня?