Дмитрий Глуховский - Причастие

— Постой! — опомнился Президент. — Куда это ты меня… Семен…

И вдруг директор ВЦИОМа с внезапной ловкостью и силой толкнул его прямо в эту могильную черноту.

Тишина и тьма длились слишком долго, и Президент подумал уже было, что из всех концепций послесмертного существования правдивой оказалась самая ужасная: бесконечное ничто, в котором умерший навечно сохраняет сознание.

Но тут зажглась свеча — и ее свет показался Президенту ярче любого маяка. За ней загорелась еще одна, и еще…

Цепь огней, окруживших Президента, словно охотничьи факелы — затравленного волка.

Он находился в странном помещении, стены которого были увешаны плешивыми коврами и древним оружием, а пол — выстлан скрипучими досками. Окон не было вовсе. На одном из ковров, озаренный багровым пламенем свечи, виднелся незнакомый герб — слишком древний и чересчур замысловатый, чтобы быть гербом какого-либо государства.

Больше он походил на символ некого тайного ордена.

Президент сидел, крепко привязанный к деревянному стулу с высокой спинкой. По мере того, как отходила заморозка, становилось ясно, что стул этот жесткий и страшно неудобный. Наверное, похитители позаимствовали его в кремлевской пытошной-музее.

В нескольких шагах перед ним стоял вырубленный из мрамора постамент, на который была водружена пафосная чаша, порядком напоминающая Грааль. Из Грановитой палаты? Было ли в ней что налито, Президент разглядеть не смог.

Вкруг постамента с чашей и мучительного президентского трона стояли люди в черных балахонах. Капюшоны их были накинуты на головы, и лица сокрыты в тенях.

— Братья, — произнес глухой, тяжелый голос. — Сегодня мы здесь, чтобы исполнить волю Госсовета.

— Да пребудет вечно Госсовет, — мерным хором отозвались капюшоны.

— Вы знаете, что тот, кто был облечен обязанностями главы государства и, не может сего.

— Мы знаем, — бесстрастно подтвердили капюшоны.

— Вы знаете, что он не плоть от плоти людей, которыми правит, и не кровь от их крови, — продолжил их предводитель.

— Мы знаем.

— И что, не понимая тех, кем правит, он ведет сию страну к раздору, и народ сей к пропасти.

— Знаем!

— И что орден наш, как бывает в трудные для Отечества часы, должен вмешаться и остановить его. Такова воля Госсовета.

— Да пребудет он вечно!

Предводитель — кто он? Верховный жрец? Грандмастер ложи? Главарь ячейки? — нагнулся и поднял с пола тяжелую бутыль из толстого, затуманенного временем стекла. Стоя спиной к связанному Президенту, он наклонил бутыль и в умыкнутую из Грановитой палаты чашу потекла неведомая жидкость. Прочие завели низкими голосами тоскливую песнь, немного напоминающую «Батяня-Комбат», но растянутую и искаженную, будто магнитофон жевал кассету с записью.

Президент заерзал в кресле и замычал: рот его был забит шелковым платком и наполнен соленой слюной.

Грандмастер откинул капюшон и, взяв Грааль обеими руками, развернулся к пленнику лицом. Он показался

Президенту удивительно знакомым; и вроде бы, главарь этой кошмарной секты попадался ему на глаза совсем недавно. То ли замминистра обороны, то ли бывший губернатор, или вовсе председатель какого-то патриотического фонда…

Предводитель шагнул вперед, держа тяжелую чашу на вытянутых руках. Сзади к пленнику подскочили его подручные, развязали стянутый за затылком шелковый платок, вынули кляп.

Президент неистово закрутился, пытаясь освободиться, но веревки держали его слишком крепко. Чаша была уже совсем близко, и ее содержимое плескалось в ней — тихо, зловеще.

— Цикута?!.. — задохнулся догадкой Президент; вопрос и робкая надежда в его голосе были почти задавлены мрачной уверенностью. — Я не буду!

Но подручные ухватили его стальными пальцами за уши, за челюсть, запрокинули назад голову, заставили открыть рот и вставили промеж зубов кожаную воронку.

— Да осуществится воля Госсовета! — грянул голос.

И прямо в горло Президенту хлынула огненная жидкость.

Это было невероятно: в единое мгновенье мир преобразился. Словно Вселенная со всеми ее звездами вдруг стала видна ему, и каждая из звезд светила только для Президента, и каждая черная дыра манила в себя сладострастно только его, его одного. Среди тысяч солнечных протуберанцев, будто высвеченные лучами проекторов, вспыхивали образы, знакомые и незнакомые. Лики святых и физиономии известных футболистов, пройденные в далекой школе физические формулы и уравнения земной и небесной гармонии, образы всех городов, когда-либо существовавших, и образы городов, которые когда-либо будут построены. Имена правивших забытыми царствами и имена правителей империй грядущего. К чему бы ни обратил свой мысленный взор Президент, ему не нужно было думать, привычно выстраивать логические умозаключения: он просто сразу все знал. Ответ на любой вопрос существовал одновременно с этим вопросом. Его не было нужды искать: ответ мгновенно приходил сам, и такой убедительный, что никаких сомнений в его подлинности и верности не оставалось.