Олег Лукошин - Человек-недоразумение

Вскоре — оперативно сработали! — за нами приехали менты на двух машинах. Толпа возмущённо загудела, а мои верные защитники окружили меня живым кольцом и не позволяли вяловатым и не шибко настойчивым служителям Фемиды подойти ко мне. Я заметил за ментовскими тушами телевизионную камеру на плече у парня и некрасивую девушку-корреспондента рядом с ним. Камера снимала происходящее. Я был рад такому повороту событий.

— Я всё равно выполню свою миссию! — кричал я. — Я в любом случае спасу человечество! Милиция не понимает, что делает.

Менты разозлились наконец и стали выкручивать сопротивлявшимся руки. Одного за другим моих защитников, бомжей и людей поприличнее, уводили в передвижной обезьянник. Вскоре за бока взяли и меня.

— Можно я с ним поговорю? — попросила у ментов прорвавшаяся ко мне корреспондентка.

— Только быстро, — согласился один из ментов, по всей видимости главный. — Похоже, он буйный.

— Я не буйный, — спокойно возразил я, посмотрев открытым и ясным взором в камеру. — Я общался с людьми, действия милиции незаконны, я не совершил никаких правонарушений.

— За что же вас в таком случае забирают? — ткнула микрофон мне в лицо корреспондентка.

— За то, что я осмелился говорить о том, что другие даже боятся подумать. Я рассказывал людям о лживой сущности мироздания, о том, что надо спасаться от него. Спастись ещё не поздно, я могу помочь всем желающим, у меня есть Сила.

— Вы представляете какое-то религиозное объединение?

— Нет, — поморщился я. — Вы думаете, я вшивый баптист или свидетель Иеговы? Эти проходимцы не способны помочь человечеству, они неправильно понимают действительность. Я сам себе религия, сам себе вопрос и ответ, сам действие и противодействие. Я всемогущ.

На этом интервью закончилось. Вопросов деваха больше не придумала, и, несмотря на желание потрепаться ещё, меня затолкали в милицейскую машину.

Репортаж этот я не видел, но мне рассказывали, что в нём было. Один день из жизни милиции: вот менты поднимают с дороги пьяного и конечно же замерзающего человека и отвозят его в вытрезвитель, вот сработала тревожная кнопка в одном из магазинов — оперативный выезд на место событий показывает, что это был ложный вызов, а вот и кульминация репортажа — забирают какого-то религиозного (как неточно и несправедливо!) придурка, читавшего проповеди у крупного торгового центра. Закадровый комментарий: «Видимо, этот неадекватный человек пытался организовать продажу своих сомнительных религиозных истин в месте, где люди приобретают колбасу и сыр. Но в отличие от продуктов питания религиозные доктрины расходились в тот день неважно». Несколько секунд моей эмоциональной речи. Затем меня, поддерживая за руки, сажают в машину. Доблестная милиция спасла город от сумасшедшего.

Девушка-журналистка была не права — доктрина разошлась в тот день замечательно. Я даже не зол на неё, она сделала всё правильно. Люди всё равно в каждом телевизионном сюжете и в каждой жизненной сценке видят то, что хотят, что им близко и понятно, что задевает их эмоции. Сюжет только подогрел интерес к моей личности: когда мы, отпущенные в тот же день из милиции (а за что, собственно, нас задерживать?), днём позже снова вышли к заветному торговому центру, послушать меня в какие-то секунды собралась толпа в несколько раз большая, чем раньше.

Владельцы магазина, а были это так называемые «новые русские» — достаточно нелепый термин, бытовавший в течение всех девяностых и как-то потускневший и забытый с наступлением нулевых, — классические такие чуваки в малиновых пиджаках летом и пропитках на меху зимой (двое таких с озабоченно-деловыми мордами топтались в отдалении), на милицию больше не полагались, а организовали какую-то молодёжную гопоту, которая буквально через полчаса после нашего явления принялась агрессивно вытеснять нас с территории. Да, замысел был неплох: получив слегонца по бокам и выслушав яркие и подробные описания наших будущих страданий, они всё же заставили нас уйти. Толпа возмущённо и страстно негодовала, кое-кто, причём крепкие такие и плотно сбитые мужики, уже готовились полезть в драку, но я — наитие, озарение свыше? — проявил полагающуюся в таких случаях истинному пастырю мудрость и сам увёл с собой людей от негостеприимных торгашей.

— Не пройдёт и трёх дней, — объявил я во всеуслышание, распространяя скрюченные персты над поганым обликом магазина, словно желая поднять его над землёй, скомкать и выкинуть на помойку, — как эта обитель алчности исчезнет. Проклинаю её!